Родина — город Пенза. Мать работала в детском доме; отец (в гражданскую красный командир) — специалист по финансам, в свободное время изучал «Слово о полку…». В 1933 году ему предложили место на Пермском велозаводе, и семья перебралась на Каму. В 1943 году пропал без вести на фронте старший сын Домниных. Младший (уже после 1945-го) окончил историко-филологический факультет местного университета и был распределён в органы внутренних дел, откуда сумел уйти журналистом в местную газету. Позже работал на радио, в книжных издательствах. Алексей Михайлович Домнин стал автором многих книг, в том числе стихотворных сборников «Руки», «Белый олень», «Берег августа», «Пой, скворушка!», а также — в завершение начатого отцом — книги-исследования «Матушка-Русь», посвящённой «Слову о полку Игореве». Умер в Перми.
ГРОЗА
Гроза, оглохшая от гнева, Дохнула яростью слепой, И ливня тяжкий синий невод Тянули тучи за собой. И молний огненные стаи Метались в нём сквозь плеск и стон, И гром, полсвета сотрясая, Вздыхал, ворочая хвостом. Как зверь морской, не знавший сети, Он звал к сородичам во тьму, И громы дальние, как дети, Гортанно вторили ему.
СКВОРЕЦ
В провалах крыш и чёрных бельмах окон Лениво одуванчики пылят, А под крыльцом, в конурке кособокой, Шмели лохматых вывели шмелят. Там, где детей весёлая орава Резвилась от темна и до темна, Колышутся некошеные травы И на тропу роняют семена. Скворечник на заборе перевёрнут, Но, убаюкав глупеньких птенцов, Скворец рассыплет песенку, как зерна, Над обветшалым, сгорбленным крыльцом. Споткнется вдруг, нахохленный и чинный, Как будто горло звуками свело, И высвистнет: — Го-ри-мо-я-лу-чи-на... — Затрепетав восторженным крылом. Сутулясь, прошагает по стропилам, Презрительно мяукнув, на чердак: Вот так, мол, мы здесь жили, сизокрылый, Кота дразнили рыжего вот так. Мелькнет на миг в нём что-то человечье, Как будто он пытается понять, Зачем крапива поселилась в печке И печь зачем тоскует без огня. Ведь птицы возвращаются к гнездовьям, А люди от уюта и тепла Ушли в слепое хмурое бездомье — Беда ли их в дорогу собрала Или мечта, что злей любой неволи? Во все века мечталось мужику Вспахать ещё не паханное поле И дом срубить на диком берегу. И на уральских солнечных отрогах Или в снегах сибирских голубых Скрипели и стонали на дорогах Телеги, сани, нарты и арбы. И где-то вновь у речки кони бродят, Кричат детишки, гаснет разговор, А над костром лениво хмурит брови Седой, еще неведомый простор. И смотрят вдаль небритые мужчины, И день грядущий очи им слепит... Пой, скворушка! Гори, моя лучина. Свети, звезда, над путником в степи!
НОЧЬ
Течёт покой по воспалённым нервам, И сонный мир ничем не омрачён. Я сызмала крещён в лесную веру И с первою грозою обручён. И вот открылось внутреннему взору То, что почти незримо на миру, — Как дороги мне люди, от которых Ушёл я к одинокому костру. А если всё заветное возможно?.. Какую бы ни сватали беду, Из этой жизни, горькой и тревожной, Я ни за что на свете не уйду.