Антология

Александр Ширяевец (14 апреля 1887 — 15 мая 1924)

Абрамов Александр Васильевич родился в семье неграмотных крестьян из села Ширяева Симбирской губернии. Кое-как научился грамоте (церковноприходская школа да неполных два года в Самарском училище) и работал где придётся.
После участия в событиях 1905 года вынужден был уехать в Ташкент, где до начала 20-х годов работал телеграфистом. Там началась серьёзная литературная работа (вышла серия сборников стихов), завязалась переписка с И. Буниным, Н. Клюевым и др.
В 1922 году переезжает в Москву, где через два года его настигла внезапная смерть.
Посмертные издания его стихов: 1961, 1980, 2007, 2011, 2013. На родине открыт дом-музей (2005).


ШИРЯЕВО

В междугорье залегло
В Жигулях моё село.

Рядом Волга плещет, льнёт,
Про бывалое поёт.

Супротив Царёв Курган —
Память сделал царь Иван...

А кругом простор такой,
Глянешь — станешь сам не свой.

Всё б на тот простор глядел,
Вместе с Волгой песни пел!

1916


ЧЕРЁМУХА

Опьянил-вскружил черёмух
Белый цвет...
— Ах, весной сидеть в хоромах
Силы нет!

По зелёному лужку
Убежала к мил-дружку...
Мать родная, не брани,
Свои вёсны вспомяни!

Ждут-пождут красу в хоромах —
Нет как нет!
...Осыпается с черёмух
Белый цвет.


СТАРЬ

Месяц, глянь ушкуйным оком!
Кистенём стальным взмахни!
Понесусь я быстрым скоком
На татарские огни.

Надо мной воронья стая
Зачернеет — ждёт беда.
Предо мною Золотая
Пораскинется Орда.

— Ой, летите, стрелы злые,
В басурманские шатры!
Нам хвататься не впервые
За мечи и топоры!

Я рубиться лихо стану,
Двинет враг со всех сторон,
И, иссеченного, к хану
Отведут меня в полон.

Долго-долго, дни и ночи
Будут лязгать кандалы.
сниться терем отчий,
Волги буйные валы.

Запылит с Руси дружина,
На Орду ударит вскачь —
Я опять на волю хлыну
Для удач и неудач...

Час настанет, и на склоны
Упаду я из седла,
Как вопьётся в грудь со стоном
Закалённая стрела...

<1913>


ЮРОД

Свистят кнуты над человечьим мясом,
В застенках вой — немилостив правёж.
А он дурит, вопит козлиным гласом,
О чём, к чему — вовеки не поймёшь.

Колпак железный темя тяжко давит,
Верёвка-пояс люто въелась в плоть.
До вечера похабников забавит,
В тулупах — зябко, босому — тепло.

Свистят кнуты над мясом человечьим,
У рдяной лужи заскакали псы.
У солнца, солнца кровяные плечи!
Несчётны с убиенными возы!

Но вот, бывает, узрит чудо площадь:
Дрожмя дрожит властителей рука —
Пред лохмачом, иссохшим, словно мощи,
Блеснёт венец заместо колпака

И все таращат пропитые зенки,
Всех обжигает: «Волчью шкуру скинь!»
И хоть неделю вдруг пусты застенки...
Блаженны духом нищие!
Аминь!

1923