«Родился я на Дону, в станице Матвеево-Курганской, чуть севернее Азовского моря. Был после сестры вторым в семье, за мною следом шли ещё два брата.
Мать моя — украинка, одна из ветвей её родового древа восходила к казачьей знати, что, вероятно, способствовало гибели почти всего семейства в круговерти Гражданской войны. Она росла сиротой. Отец накануне революции учился в кадетском корпусе, а после неё стал боевым офицером Красной Армии. Пройдёт совсем немного времени, и его, как сына раскулаченных родителей, к тому же женатого на представительнице «бывших», исключат из партии и уволят из армии. С началом войны пошёл на фронт рядовым, прошёл без единой царапины всю войну. А после неё мы переехали в станицу Мечётинскую, по-донскому — в Мечётку, где отец работал в колхозе.
Сочинительство, как свидетельствуют окружающие, было с детства моей второй натурой, а точнее, первой, самой основной и естественной. У меня неплохой музыкальный слух — это от матушки. До сих пор чувствую, как во время пения, правдивого и полыхающего свежестью голосовых красок, у меня перехватывает дыхание.
Намного раньше знакомства с Есениным я был очарован моим земляком Михаилом Александровичем Шолоховым. Я читал и перечитывал «Тихий Дон» запоем. И смею думать, что именно эта книга была моим первым учебником поэзии.
С Николаем Рубцовым мы поступали вместе в Литературный институт в начале шестидесятых годов. Параллельно учились, дружили, яростно спорили. Почти все мы были детьми «околицы», почти все бросили или потеряли «крестьянские права», а потом во сне и наяву оплакивали их.
Главной и любимой своей книгой считаю «Некошеный дождь». Она вышла в 1967 году в издательстве «Молодая гвардия». Редактором её был любимый мною поэт и человек Владимир Соколов»*.
Одиннадцать прижизненных книг стихов; последняя — «Избранное» (1988). Готовил сборник статей о музыке и великих музыкантах. Свою жизнь Борис Терентьевич Примеров остановил сам.
С 1996 года на его родине проходят дни поэзии «Поющее лето». Первая посмертная книга стихов «И нецелованным умру я…» (стихотворения и поэмы, сост. Н. Кондакова) вышла в Москве в 2013 году.
________________
* Б. П р и м е р о в. «По следу шмеля» (1988).
* * *
Румянец года, молодой июнь,
Проговори на полевом наречье,
Чтоб задохнулся запахами лун
Ещё один твой запоздалый вечер.
Ты гость у неба нынче на пиру, —
Тиха вода, да омуты глубоки.
Я снова на устах твоих замру,
Товарищ мой, июнь голубоокий.
Ты посулил берёзовые дни
Из освежающей, прохладной рощи.
И вот шумят передо мной они —
Нет ничего надёжнее и проще.
Так рожь шумит, готова зацвести,
Завладевая постепенно летом,
Но ветра нет, лишь белые пути
Неосторожно догорают где-то.
О, как светло! Таких не будет дней
Уж никогда на сердце, как сегодня,
Заздравный кубок пенистых огней
Ты выше всех за всех сегодня поднял.
Горит кругом на травах полевых
И светится весёлый этот кубок.
Я снова замер на устах твоих...
От жажды петь пересыхают губы!
* * *
Неторопливым,
Лунным светом,
Сметая по дороге тень,
Окуталось прохладой лето,
Облокотившись на плетень.
Станица августа и быта
Закоренелого,
Не ты ль
Прибила дождиком нехитрым
Густую,
Сумрачную пыль.
Как хорошо здесь!
Как кружится
От звёзд высоких голова!
А как шумят ночные птицы,
Деревья,
Ветер,
Синева!
Недаром надо мной
И крышей
Так пахнет молодой травой,
Что хочется подняться выше
И хлынуть светом над землёй!
1967
* * *
Я сегодня вольный лебедь, —
Пока солнце не взошло,
Отпусти меня на небо,
Не держи так тяжело.
С высоты на всё земное
Дай взглянуть, вдохнуть покой,
Чтобы небо было мною,
Чтоб земля была тобой.
Белым снегом, чёрным хлебом
Пересиль земное зло,
Отпусти меня на небо,
Не держи так тяжело.
* * *
Павлу Шубину
До метелей – три недели.
Солнце – шапка набекрень.
Встал у смуглолицей ели
Пушкинский морозный день.
Встал, как будто по заказу
Её светлости – души,
Люб для слова, люб для глаза –
Ну, попробуй, опиши!
Выхваляется берёза,
Что бела её кора.
Это сделали морозы
Не сегодня, не вчера.
Снег парной, душистый, милый, –
Справа – Русь и слева – Русь.
Докрасна в снегах отмыли
Лапотки с гусыней гусь.
В зиму степь впряглась, как в сани,
Мчится наперегонки
С быстрым солнцем, утром ранним –
Только рвутся постромки.
Только снег, большой и ровный,
Сочный, яблочный на вкус,
И алеет, как шиповник,
Слева – Русь и справа – Русь.
* * *
Ах, зачем я так ограблен
Жизнью города пустой!
Вот родимая ограда,
Дом родной передо мной.
Лес, как резвый жеребёнок,
Топнул золотом копыт
И застыл. И в долгом звоне
Возле берега стоит.
Боже мой, какие чащи!
Только весь я навсегда
Городской, совсем пропащий
Для крестьянского труда.
...Вышел месяц под деревья
Из-за старенькой реки,
Поздоровался с деревней
И не подал мне руки.
1965
* * *
Добрым делом
путь земли увенчан,
Необъятней и просторней день.
Вздрагивают солнечные плечи
Придорожных русских деревень.
Пролетают запахи полыни, —
Мне не страшно в этом утонуть.
Как стрела калёная, отныне
Вековая ширь пронзила грудь.
Больно как!
Не оттого ль во взоре
У меня дрожит твоя слеза,
Русь моя полынная, в которой
Затерялись небо и глаза.
...Промелькнул платок, вослед — рубаха.
И, ступая тихо сквозь туман,
Налегает на поле, как пахарь,
Старый, всеми брошенный курган.
* * *
Наедине с родимым небом,
Ах, как давно, ах, как давно,
Ах, как давно я нежным не был,
Таким, как в этот час оно.
Широкое и голубое,
В молве вечернего пера,
Как будто я ушёл в ночное
И стерегу его ветра,
Как будто стерегу я лето
И песни здешних косарей,
Чтоб месяц мне попался в сети
Со всей наивностью своей.
А ветры, словно птичьи стаи,
Роняют на воду круги.
Я ничего не понимаю,
Я просто чувствую стихи.
Со всех сторон глядит Россия,
Моя любовь, моя звезда.
Я в этот миг такой красивый,
Каким не буду никогда!
* * *
Ночь давно колдует на дворе
И разносит струи ароматов.
Цвет небес загадочен и матов,
Спят деревья в лунном серебре.
Утолил людей весенний хмель.
Ко всему прислушиваюсь чутко.
На свирели сладостно и жутко
Май выводит сказочную трель.
Спят деревья в лунном серебре.
Только я пленён томленьем вешним –
Всё грущу о новом, о нездешнем...
Я умру сегодня на заре.
Мать моя — украинка, одна из ветвей её родового древа восходила к казачьей знати, что, вероятно, способствовало гибели почти всего семейства в круговерти Гражданской войны. Она росла сиротой. Отец накануне революции учился в кадетском корпусе, а после неё стал боевым офицером Красной Армии. Пройдёт совсем немного времени, и его, как сына раскулаченных родителей, к тому же женатого на представительнице «бывших», исключат из партии и уволят из армии. С началом войны пошёл на фронт рядовым, прошёл без единой царапины всю войну. А после неё мы переехали в станицу Мечётинскую, по-донскому — в Мечётку, где отец работал в колхозе.
Сочинительство, как свидетельствуют окружающие, было с детства моей второй натурой, а точнее, первой, самой основной и естественной. У меня неплохой музыкальный слух — это от матушки. До сих пор чувствую, как во время пения, правдивого и полыхающего свежестью голосовых красок, у меня перехватывает дыхание.
Намного раньше знакомства с Есениным я был очарован моим земляком Михаилом Александровичем Шолоховым. Я читал и перечитывал «Тихий Дон» запоем. И смею думать, что именно эта книга была моим первым учебником поэзии.
С Николаем Рубцовым мы поступали вместе в Литературный институт в начале шестидесятых годов. Параллельно учились, дружили, яростно спорили. Почти все мы были детьми «околицы», почти все бросили или потеряли «крестьянские права», а потом во сне и наяву оплакивали их.
Главной и любимой своей книгой считаю «Некошеный дождь». Она вышла в 1967 году в издательстве «Молодая гвардия». Редактором её был любимый мною поэт и человек Владимир Соколов»*.
Одиннадцать прижизненных книг стихов; последняя — «Избранное» (1988). Готовил сборник статей о музыке и великих музыкантах. Свою жизнь Борис Терентьевич Примеров остановил сам.
С 1996 года на его родине проходят дни поэзии «Поющее лето». Первая посмертная книга стихов «И нецелованным умру я…» (стихотворения и поэмы, сост. Н. Кондакова) вышла в Москве в 2013 году.
________________
* Б. П р и м е р о в. «По следу шмеля» (1988).
* * *
Румянец года, молодой июнь,
Проговори на полевом наречье,
Чтоб задохнулся запахами лун
Ещё один твой запоздалый вечер.
Ты гость у неба нынче на пиру, —
Тиха вода, да омуты глубоки.
Я снова на устах твоих замру,
Товарищ мой, июнь голубоокий.
Ты посулил берёзовые дни
Из освежающей, прохладной рощи.
И вот шумят передо мной они —
Нет ничего надёжнее и проще.
Так рожь шумит, готова зацвести,
Завладевая постепенно летом,
Но ветра нет, лишь белые пути
Неосторожно догорают где-то.
О, как светло! Таких не будет дней
Уж никогда на сердце, как сегодня,
Заздравный кубок пенистых огней
Ты выше всех за всех сегодня поднял.
Горит кругом на травах полевых
И светится весёлый этот кубок.
Я снова замер на устах твоих...
От жажды петь пересыхают губы!
* * *
Неторопливым,
Лунным светом,
Сметая по дороге тень,
Окуталось прохладой лето,
Облокотившись на плетень.
Станица августа и быта
Закоренелого,
Не ты ль
Прибила дождиком нехитрым
Густую,
Сумрачную пыль.
Как хорошо здесь!
Как кружится
От звёзд высоких голова!
А как шумят ночные птицы,
Деревья,
Ветер,
Синева!
Недаром надо мной
И крышей
Так пахнет молодой травой,
Что хочется подняться выше
И хлынуть светом над землёй!
1967
* * *
Я сегодня вольный лебедь, —
Пока солнце не взошло,
Отпусти меня на небо,
Не держи так тяжело.
С высоты на всё земное
Дай взглянуть, вдохнуть покой,
Чтобы небо было мною,
Чтоб земля была тобой.
Белым снегом, чёрным хлебом
Пересиль земное зло,
Отпусти меня на небо,
Не держи так тяжело.
* * *
Павлу Шубину
До метелей – три недели.
Солнце – шапка набекрень.
Встал у смуглолицей ели
Пушкинский морозный день.
Встал, как будто по заказу
Её светлости – души,
Люб для слова, люб для глаза –
Ну, попробуй, опиши!
Выхваляется берёза,
Что бела её кора.
Это сделали морозы
Не сегодня, не вчера.
Снег парной, душистый, милый, –
Справа – Русь и слева – Русь.
Докрасна в снегах отмыли
Лапотки с гусыней гусь.
В зиму степь впряглась, как в сани,
Мчится наперегонки
С быстрым солнцем, утром ранним –
Только рвутся постромки.
Только снег, большой и ровный,
Сочный, яблочный на вкус,
И алеет, как шиповник,
Слева – Русь и справа – Русь.
* * *
Ах, зачем я так ограблен
Жизнью города пустой!
Вот родимая ограда,
Дом родной передо мной.
Лес, как резвый жеребёнок,
Топнул золотом копыт
И застыл. И в долгом звоне
Возле берега стоит.
Боже мой, какие чащи!
Только весь я навсегда
Городской, совсем пропащий
Для крестьянского труда.
...Вышел месяц под деревья
Из-за старенькой реки,
Поздоровался с деревней
И не подал мне руки.
1965
* * *
Добрым делом
путь земли увенчан,
Необъятней и просторней день.
Вздрагивают солнечные плечи
Придорожных русских деревень.
Пролетают запахи полыни, —
Мне не страшно в этом утонуть.
Как стрела калёная, отныне
Вековая ширь пронзила грудь.
Больно как!
Не оттого ль во взоре
У меня дрожит твоя слеза,
Русь моя полынная, в которой
Затерялись небо и глаза.
...Промелькнул платок, вослед — рубаха.
И, ступая тихо сквозь туман,
Налегает на поле, как пахарь,
Старый, всеми брошенный курган.
* * *
Наедине с родимым небом,
Ах, как давно, ах, как давно,
Ах, как давно я нежным не был,
Таким, как в этот час оно.
Широкое и голубое,
В молве вечернего пера,
Как будто я ушёл в ночное
И стерегу его ветра,
Как будто стерегу я лето
И песни здешних косарей,
Чтоб месяц мне попался в сети
Со всей наивностью своей.
А ветры, словно птичьи стаи,
Роняют на воду круги.
Я ничего не понимаю,
Я просто чувствую стихи.
Со всех сторон глядит Россия,
Моя любовь, моя звезда.
Я в этот миг такой красивый,
Каким не буду никогда!
* * *
Ночь давно колдует на дворе
И разносит струи ароматов.
Цвет небес загадочен и матов,
Спят деревья в лунном серебре.
Утолил людей весенний хмель.
Ко всему прислушиваюсь чутко.
На свирели сладостно и жутко
Май выводит сказочную трель.
Спят деревья в лунном серебре.
Только я пленён томленьем вешним –
Всё грущу о новом, о нездешнем...
Я умру сегодня на заре.