Валерий Францевич Салатко-Петрище, потомок старинного белорусско-польского дворянского рода, родился в Иркутске. В 1920 году мать (Сентянина Е. А.) эмигрировала с сыном в Харбин, где он к 1936 году получил высшее юридическое образование. С 1932 года — участник «Чураевки», а в 1938 году постригся в монахи харбинского Казанско-Богородицкого русского монастыря (под именем Гермоген). Позднее служил в русской миссии в Пекине и Шанхае, изучил китайский язык, а после войны работал переводчиком в корпункте ТАСС. С 1952 года жил в Бразилии, в Рио-де-Жанейро (работал в ювелирном магазине, на мебельной фабрике — консультантом-юристом, библиотекарем в английском консульстве, преподавал русский язык в морском училище). На протяжении всей жизни (кроме периода 1957–1967 гг.) занимался литературой, издав 13 книг своих стихотворений, том мемуаров, четыре книги переводов поэзии (с китайского, с английского и антологию бразильской поэзии), книгу стихов на португальском языке... Псевдонимом послужила фамилия второго мужа матери. В 2018 году в Москве вышло трёхтомное собрание сочинений В. Перелешина.
МЫ
Нас миллионы — вездесущих, Бездомных всюду и везде, То изнывающих, то ждущих, То приучившихся к беде. Земные ветхие границы Мы исподволь пересекли; Мы прежние свои столицы В столицу мира отнесли.
Во всех республиках и царствах, В чужие вторгшись города, Мы — государство в государствах, Сплотившееся навсегда. Разбросанные по чужбинам, Встречаемые здесь и там, По всем краям и украинам, По широтам и долготам, Все звёзды повидав чужие И этих звёзд не возлюбя, — Мы обрели тебя, Россия, Мы обрели самих себя!
На мёрзлых полюсах планеты, Под тропиками там и тут Какие к нам слетают светы, Какие яблони цветут? Не мы ли — белый мозг арийства — За белизну и красоту Терпели голод, и убийства, И ненависть, и клевету?
Мы стали русскими впервые (О если бы скостить века!), На звёзды поглядев чужие, На неродные облака. И вот, на древние разброды, На все разлады несмотря, Мы знаем: русского восхода Лишь занимается заря.
Пусть мы бедны и несчастливы И выбиваемся едва, Но мы выносливы и живы, И в нашем образе жива — Пусть звёзды холодны чужие — Отрубленная голова Неумирающей России.
1934
СЧАСТЬЕ
Взамен побед, и бурь, и сладострастья, И мужественной битвы до конца Ты, Боже, дал мне маленькое счастье, Какому не завидуют сердца.
Дар памяти! Ни громоносной славы, Ни жгучих сновидений не влача, Я только ветры, вечера и травы, Пускаясь в путь, подъемлю на плеча.
Прощальный день, обманчиво спокойный, Задумчивое небо сентября, И сумерки, и жёсткий ветер хвойный В мой южный дом возьму с собою я.
И память мне не раз покажет снова Кладбищенский многоречивый сад, И на скамейке томик Гумилёва, И тёмных глаз обрадованный взгляд.
24 сентября 1940
НОСТАЛЬГИЯ
Я сердца на дольки, на ломтики не разделю, Россия, Россия, отчизна моя золотая! Все страны вселенной я сердцем широким люблю, Но только, Россия, одну тебя больше Китая.
У мачехи ласковой — в жёлтой я вырос стране, И жёлтые кроткие люди мне братьями стали: Здесь неповторимые сказки мерещились мне, И летние звёзды в ночи для меня расцветали.
Лишь осенью поздней, в начальные дни октября, Как северный ветер заплачет — родной и щемящий, — Когда на закате костром полыхает заря, На север смотрю я — всё дольше, и чаще, и чаще.
Оттуда — из этой родной и забытой земли — Забытой, как сон, но во веки веков незабвенной — Ни звука, ни слова — лишь медленные журавли На крыльях усталых приносят привет драгоценный.
И вдруг опадают, как сложенные веера, Улыбки, и сосны, и арки... Россия, Россия! В прохладные эти задумчивые вечера Печальной звездою восходит моя ностальгия.
19.09.1943
ИЗГОЙ
Изгнанником, бродягой, чужаком Я прошагал по рытвинам и шпалам, Но с верностью, хотя бы только в малом, И с Пушкиным, читаемым тайком.
Останься же, Россия, родником, Не слившимся с разливом небывалым, И шелести — в обиду карнавалам — Мне на ухо запретным шепотком!
Китай — любовь, Бразилия — свобода, А только я не видел ледохода, И соловей не пел в моём саду.
Я сыт, одет. И всё же нет желанья На жимолость, рябину, лебеду Наклеивать латинские названья!
* * *
В час последний, догорая, Все желанья угашу: Только мира, а не рая, Умирая, попрошу.
Вечной славы мне не надо, Но скользнуть бы наяву В предвечернюю прохладу, Тишину и синеву.
Пусть восходят в ярком свете Отдалённые миры, — Я усну, как дремлют дети, Утомившись от игры.
1947
* * *
Под шляпы — от света, В подушки — от шума, От ветра и ночи — Под воротники,
Уходим, как в Лету, Уходим угрюмо. Чудим и бормочем И пишем стихи.