Давид Самуилович Кауфман, сын врача, родился в Москве. В 1938 году стал студентом ИФЛИ; до войны состоялось несколько публикаций (под своей фамилией; псевдоним — в память об отце — появился в 1946 году).
С 1942 года на фронте; получил ранение, после госпиталя — писарь запасного полка (г. Горький); добился отправки на передовую, попал в разведку, дошёл до Берлина старшим сержантом; награждён медалями «За отвагу» (1943), «За боевые заслуги» (1944), орденом Красной Звезды (1945).
За литературную работу удостоен Государственной премии СССР (1988).
С 1976 года жил в Пярну, где и был похоронен.
При жизни Д. Самойлов опубликовал более двух десятков книг своих стихотворений. Книги его стихов и воспоминаний продолжают выходить и поныне.
СОРОКОВЫЕ *
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку...
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звёздочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, весёлый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И всё на свете понимаю.
Как это было! Как совпало —
Война, беда, мечта и юность!
И это всё в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые...
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
____________________
* На стихи написана музыка В. Берковским.
РУБЕЖИ
1
Он отходит уже, этот дух,
Этот дых паровозного дыма,
Этот яблочный смех молодух
На перронах, мелькающих мимо;
Огуречный, ядрёный рассол
На лотках станционных базаров;
Формалиновый запах вокзалов,
Где мешками заставленный пол
И телами забитые лавки,
Где в махорочном дыме и давке
Спят, едят, ожидают, скандалят,
Пьют, едят, ожидают и спят,
Балагурят, качают ребят,
Девок тискают и зубоскалят,
Делят хлеб и торгуют тряпьём...
Как Россия легка на подъём!
Как привыкла она к поездам
От японской войны до германской,
От германской войны до
гражданской,
От гражданской войны до
финляндской,
От финляндской до новой
германской,
До великого переселенья
Эшелонов, заводов, столиц
В степь, в Заволжье или Закамье,
Где морозов спиртовое пламя
Руки крючило без рукавиц.
Ну и после — от Волги к Берлину
Всей накатной волной, всей войной
Понесло двухколейкой стальной
Эшелонную нашу былину.
Он отходит в преданье — вагон.
Обжитая, надёжная хата,
Где поют вечерами ребята
Песни старых и новых времён,
Про Чапаева, про Ермака...
«Эх, комроты, даёшь пулемёты!»,
«То не ветер...», «Эх, сад-виноград»,
«Три танкиста», «Калину»,
«Землянку»,
«Соловьи, не будите солдат»,
Вальс «Маньчжурские сопки»,
«Тачанку»...
Так мы едем в Россию, назад.
Сквозь вагонную дверь спозаранку
Видим — вот она, эта черта,
Здесь родная земля начата.
2
Как такое бывает — не знаю:
Я почувствовал сердцем рубеж.
Та же осень стояла сквозная.
И луга, и деревья всё те ж.
Только что-то иное, родное
Было в облике каждого пня,
Словно было вчера за стеною,
А сейчас принимало меня.
Принимало меня и прощало
(Хоть с себя не снимаю вины)
За былое худое начало
И за первую осень войны...
А вокруг всё щедрее и гуще
Звездопадом летела листва.
И сродни вдохновенью и грусти —
Чувство родины, чувство родства.
Голубели речные излуки,
Ветер прядал в открытую дверь.
Возвращенья трудней, чем разлуки,
В них мучительней привкус потерь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рано утром почуялся снег.
Он не падал, он лишь намечался.
А потом полетел, заметался.
Было чувство, что вдруг
повстречался
По дороге родной человек.
А ведь это был попросту снег —
Первый снег и пейзаж Подмосковья.
И врывался в вагонную дверь
Запах леса, зимы и здоровья.
А навстречу бежали уже
Нам знакомые всем до единого
Одинцово, Двадцатка, Немчиново.
Скоро Кунцево. Скоро Фили.
Мост. Москва-река в снежной пыли.
И внезапно запел эшелон.
Пели в третьем вагоне: «Страна моя!»
И в четвёртом вагоне: «Москва моя!»
И в девятом вагоне: «Ты самая!»
И в десятом вагоне: «Любимая!»
И во всем эшелоне: «Любимая!»
Пели дружно, душевно, напористо
Все вагоны летящего поезда.
Паровоз отдышался и стал.
Вылезай! Белорусский вокзал.
С 1942 года на фронте; получил ранение, после госпиталя — писарь запасного полка (г. Горький); добился отправки на передовую, попал в разведку, дошёл до Берлина старшим сержантом; награждён медалями «За отвагу» (1943), «За боевые заслуги» (1944), орденом Красной Звезды (1945).
За литературную работу удостоен Государственной премии СССР (1988).
С 1976 года жил в Пярну, где и был похоронен.
При жизни Д. Самойлов опубликовал более двух десятков книг своих стихотворений. Книги его стихов и воспоминаний продолжают выходить и поныне.
СОРОКОВЫЕ *
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку...
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звёздочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, весёлый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И всё на свете понимаю.
Как это было! Как совпало —
Война, беда, мечта и юность!
И это всё в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые...
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
____________________
* На стихи написана музыка В. Берковским.
РУБЕЖИ
1
Он отходит уже, этот дух,
Этот дых паровозного дыма,
Этот яблочный смех молодух
На перронах, мелькающих мимо;
Огуречный, ядрёный рассол
На лотках станционных базаров;
Формалиновый запах вокзалов,
Где мешками заставленный пол
И телами забитые лавки,
Где в махорочном дыме и давке
Спят, едят, ожидают, скандалят,
Пьют, едят, ожидают и спят,
Балагурят, качают ребят,
Девок тискают и зубоскалят,
Делят хлеб и торгуют тряпьём...
Как Россия легка на подъём!
Как привыкла она к поездам
От японской войны до германской,
От германской войны до
гражданской,
От гражданской войны до
финляндской,
От финляндской до новой
германской,
До великого переселенья
Эшелонов, заводов, столиц
В степь, в Заволжье или Закамье,
Где морозов спиртовое пламя
Руки крючило без рукавиц.
Ну и после — от Волги к Берлину
Всей накатной волной, всей войной
Понесло двухколейкой стальной
Эшелонную нашу былину.
Он отходит в преданье — вагон.
Обжитая, надёжная хата,
Где поют вечерами ребята
Песни старых и новых времён,
Про Чапаева, про Ермака...
«Эх, комроты, даёшь пулемёты!»,
«То не ветер...», «Эх, сад-виноград»,
«Три танкиста», «Калину»,
«Землянку»,
«Соловьи, не будите солдат»,
Вальс «Маньчжурские сопки»,
«Тачанку»...
Так мы едем в Россию, назад.
Сквозь вагонную дверь спозаранку
Видим — вот она, эта черта,
Здесь родная земля начата.
2
Как такое бывает — не знаю:
Я почувствовал сердцем рубеж.
Та же осень стояла сквозная.
И луга, и деревья всё те ж.
Только что-то иное, родное
Было в облике каждого пня,
Словно было вчера за стеною,
А сейчас принимало меня.
Принимало меня и прощало
(Хоть с себя не снимаю вины)
За былое худое начало
И за первую осень войны...
А вокруг всё щедрее и гуще
Звездопадом летела листва.
И сродни вдохновенью и грусти —
Чувство родины, чувство родства.
Голубели речные излуки,
Ветер прядал в открытую дверь.
Возвращенья трудней, чем разлуки,
В них мучительней привкус потерь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рано утром почуялся снег.
Он не падал, он лишь намечался.
А потом полетел, заметался.
Было чувство, что вдруг
повстречался
По дороге родной человек.
А ведь это был попросту снег —
Первый снег и пейзаж Подмосковья.
И врывался в вагонную дверь
Запах леса, зимы и здоровья.
А навстречу бежали уже
Нам знакомые всем до единого
Одинцово, Двадцатка, Немчиново.
Скоро Кунцево. Скоро Фили.
Мост. Москва-река в снежной пыли.
И внезапно запел эшелон.
Пели в третьем вагоне: «Страна моя!»
И в четвёртом вагоне: «Москва моя!»
И в девятом вагоне: «Ты самая!»
И в десятом вагоне: «Любимая!»
И во всем эшелоне: «Любимая!»
Пели дружно, душевно, напористо
Все вагоны летящего поезда.
Паровоз отдышался и стал.
Вылезай! Белорусский вокзал.
Если на ютубе видео не воспроизводится, смотрите здесь
* * *
Была туманная луна*,
И были нежные берёзы...
О март-апрель, какие слёзы!
Во сне какие имена!
Туман весны, туман страстей,
Рассудка тайные угрозы...
О март-апрель, какие слёзы —
Спросонья, словно у детей!..
Как корочку, хрустящий след
Жуют рассветные морозы...
О март-апрель, какие слёзы —
Причины и названья нет!
Вдали, за гранью голубой,
Гудят в тумане тепловозы...
О март-апрель, какие слёзы!
О чём ты плачешь? Что с тобой?
_____________________
* На стихи написана музыка С. Смирновым.
* * *
Если вычеркнуть войну,
Что останется? Не густо.
Небогатое искусство –
Бередить свою вину.
Что ещё? Самообман,
Позже ставший формой страха.
Мудрость, что своя рубаха,
Ближе к телу. И туман.
Нет, не вычеркнуть войну,
Ведь она для поколенья –
Что-то вроде искупленья
За себя и за страну.
Правота её начал,
Быт, жестокий и спартанский,
Как бы доблестью гражданской
Нас невольно отмечал.
Если спросят нас юнцы:
Как мы жили, чем мы жили?
Мы помалкиваем или
Кажем раны и рубцы.
Ведь из наших сорока
Было лишь четыре года,
Где нежданная свобода
Нам, как смерть, была сладка…
* * *
Стихи читаю Соколова —
Не часто, редко, иногда.
Там незаносчивое слово,
В котором тайная беда.
И хочется, как чару к чаре,
К его плечу подать плечо —
И от родства, и от печали,
Бог знает от чего ещё!..
НАЗВАНЬЯ ЗИМ *
У зим бывают имена.
Одна из них звалась Наталья.
И было в ней мерцанье, тайна,
И холод, и голубизна.
Еленою звалась зима,
И Марфою, и Катериной.
И я порою зимней, длинной
Влюблялся и сходил с ума.
И были дни, и падал снег,
Как тёплый пух зимы туманной...
А эту зиму звали Анной,
Она была прекрасней всех.
_____________________
* На стихи написана музыка С. Никитиным.
* * *
Выйти из дома при ветре,
По непогоде — выйти.
Тучи и рощи рассветны
Перед началом событий.
Холодно, вольно, безстрашно.
Ветрено, холодно, вольно.
Льётся рассветное брашно.
Я отстрадал — и довольно.
Выйти из дома при ветре.
И поклониться Отчизне.
Надо готовиться к смерти
Так, как готовятся к жизни...