Мать родила его в малиннике Чертухинского леса, недалеко от деревни Дубровки (Тверская губерния). Отец — крестьянин из староверов.
С. Клычков окончил сельскую школу в Талдоме (где уже начал писать стихи) и реальное училище в Москве.
В 1905 году участвовал в боях на Арбате. С 1907 года начал публиковать стихи. (Некоторое время пробыл студентом Московского университета.)
В 1910 году — первый сборник стихов «Песни», в 1913-м — «Потаённый сад». С объявлением войны окончил школу артиллерийских прапорщиков (среди преподавателей был А. Куприн) и воевал на передовой.
После революции служит в канцелярии Московского Пролеткульта, вместе с Есениным организует книгоиздательство для новокрестьянских поэтов.
В середине 20-х задумывает прозаическое девятикнижие «Живот и Смерть», из которого успел написать только три романа: «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира».
Дальнейшая история похожа на алгоритм: доносы (в его случае — Роза Бегак), разоблачительные статьи (О. Бескин)... Последняя книга стихов при жизни — «В гостях у журавлей» (1930 г.).
В 1937 году арестован за принадлежность к несуществовавшей «антисоветской Трудовой крестьянской партии»...
Расстрелян. Дата смерти (условно) — 8 октября 1937 года.
В 1956 году Сергей Антонович Клычков реабилитирован. Первое посмертное издание стихов состоялось лишь в 1985 году.
В родительском доме С. Клычкова — Дом-музей (1992), а весной 2001 года открыт памятник поэту в г. Талдоме (скульпторы Д. Стритович и М. Соломатин при участии С. Серёжина).
* * *
Как не петь и не молиться,
Если всё поёт вокруг:
Лес и луг, ручьи и птицы —
Если облак светлолицый
Улыбается, как друг!..
Друг прекрасный, облик милый,
Вестник радости земной!..
В жизни бедной и унылой
Всюду образ белокрылый
Тихо веет предо мной!..
Пусть тебя я и не встретил
И не встречу на земле —
Сердцем радостен и светел,
Я пою, как ранний петел,
В одиночестве и мгле…
В мгле холодной, как могила,
Изнемог бы я от слёз! —
Но да льется голос милый
Моей родины унылой
В шуме ласковом берёз…
Не грустить и не молиться
И не петь я не могу,
Я на дне души-слезницы
Тихий свет её зеницы,
Словно тайну, берегу!
<1914, 1929>
* * *
Золотятся ковровые нивы,
И чернеют на пашне комли…
Отчего же задумались ивы,
Словно жаль им родимой земли?..
Как и встарь, месяц облаки водит,
Словно древнюю рать богатырь,
И за годами годы проходят,
Пропадая в безвестную ширь.
Та же Русь без конца и без края,
И над нею дымок голубой —
Что ж и я не пою, а рыдаю
Над людьми, над собой, над судьбой?
И мне мнится: в предутрии пламя
Пред бедою затеплила даль,
И сгустила туман над полями
Небывалая в мире печаль…
<1914, 1918>
* * *
Опять, опять родная деревенька,
Коса и плуг, скрипун-отец и мать;
Не знаешь сам, пройдёт в работе день как,
И рано лень как поутру вставать.
Гляжу в окно за дымчатые прясла*
И глаз от полусонья не протру;
Река дымит, и розовое масло
Поверх воды лоснится поутру.
Уж младший брат в сарае сани чинит,
За летний зной обсохли переда,
И, словно пена в мельничной плотине,
Над ним журчит отцова борода:
«Немного седнясь только хлеба снимем,
А надо бы тебя — пора! — женить».
И смотрит вдаль: за садом в синем-синем
С гусиным криком оборвалась нить.
В уме считает, сколько ржи и жита,
И загибает пальцы у руки,
А яблони из рукавов расшитых
За изгородку кажут кулаки.
«Дорога, видно, на зиму захрясла,
Как раз Покров-то встретим на снегу».
Гляжу в окно — за дымчатые прясла
И долго оторваться не могу.
<1922>
_________________
* Приспособление из продольных жердей на столбах для сушки снопов; изгородь.
* * *
Как тих прозрачный вечер...
Как никнет синева!
Что за слова лепечет
Поблёкшая листва?
И звёзды, словно свечи,
Горят, горят, горят!
Среди безкрайной сечи
Берёзы встали в ряд...
И месяц им на плечи
Свой облик уронил...
И ты теперь далече,
И я не сохранил
Ни память нежной встречи,
Ни нежные слова...
Как тих прозрачный вечер...
Как никнет синева!
<1929>
* * *
Не мечтай о светлом чуде:
Воскресения не будет!
Ночь пришла, погаснул свет...
Мир исчезнул... мира нет...
Только в поле из-за леса
За белёсой серой мглой
То ли люди, то ли бесы
На земле и над землёй...
Разве ты не слышишь воя:
Слава Богу, что нас двое!
В этот тёмный страшный час,
Слава Богу: двое нас!
Слава Богу, слава Богу,
Двое, двое нас с тобой:
Я — с дубиной у порога,
Ты — с лампадой голубой!
Зима 1930–1931
* * *
У оконницы моей
Свищет старый соловей.
На поляне у ворот
Собирается народ.
Говорят, что поутру
Завтра рано я умру, —
Месяц выкует из звезд
Надо мной высокий крест.
Оттого-то вдоль полян
Плыл серебряный туман
И звонили добела
На селе колокола.
<1910>
* * *
Я не тебя любил... Ты только странный случай...
А случай мог бы быть совсем иной...
Но правда то, что случай этот неминучий
Среди минучести случайности земной!
Когда-то, лет шести-пяти, играя в салки
Со сверстниками на крутом бугру,
Я мельком увидал в речных глазах русалки
Улыбки полнолунную игру!
Она в меня глядела нежно, полулёжа
На ветках обомлелого куста...
И может, на неё немного ты похожа...
Но губы у тебя, а не... уста...
Коса у ней была пышней и тоньше пряжи,
Распущенная, будто напоказ!
Я мало разглядел... Я испугался даже
Сиянья влажного ресниц и глаз!
С тех пор я, может, и тебя люблю слегка ведь,
Твою тростинкой согнутую бровь...
Но самому в любви мне не пришлось слукавить,
А без лукавства в сердце что же за любовь?!
<1929>
* * *
Как свеча, горит холодный
На немом сугробе луч.
Не страшись судьбы безродной:
Ни тревогою безплодной,
Ни тоской себя не мучь!
Слёзы, горечь и страданье
Смерть возьмёт привычной данью —
Вечно лишь души сиянье,
Заглянувшей в мрак и тьму!
Конец 1920-х — начало 1930-х годов
С. Клычков окончил сельскую школу в Талдоме (где уже начал писать стихи) и реальное училище в Москве.
В 1905 году участвовал в боях на Арбате. С 1907 года начал публиковать стихи. (Некоторое время пробыл студентом Московского университета.)
В 1910 году — первый сборник стихов «Песни», в 1913-м — «Потаённый сад». С объявлением войны окончил школу артиллерийских прапорщиков (среди преподавателей был А. Куприн) и воевал на передовой.
После революции служит в канцелярии Московского Пролеткульта, вместе с Есениным организует книгоиздательство для новокрестьянских поэтов.
В середине 20-х задумывает прозаическое девятикнижие «Живот и Смерть», из которого успел написать только три романа: «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира».
Дальнейшая история похожа на алгоритм: доносы (в его случае — Роза Бегак), разоблачительные статьи (О. Бескин)... Последняя книга стихов при жизни — «В гостях у журавлей» (1930 г.).
В 1937 году арестован за принадлежность к несуществовавшей «антисоветской Трудовой крестьянской партии»...
Расстрелян. Дата смерти (условно) — 8 октября 1937 года.
В 1956 году Сергей Антонович Клычков реабилитирован. Первое посмертное издание стихов состоялось лишь в 1985 году.
В родительском доме С. Клычкова — Дом-музей (1992), а весной 2001 года открыт памятник поэту в г. Талдоме (скульпторы Д. Стритович и М. Соломатин при участии С. Серёжина).
* * *
Как не петь и не молиться,
Если всё поёт вокруг:
Лес и луг, ручьи и птицы —
Если облак светлолицый
Улыбается, как друг!..
Друг прекрасный, облик милый,
Вестник радости земной!..
В жизни бедной и унылой
Всюду образ белокрылый
Тихо веет предо мной!..
Пусть тебя я и не встретил
И не встречу на земле —
Сердцем радостен и светел,
Я пою, как ранний петел,
В одиночестве и мгле…
В мгле холодной, как могила,
Изнемог бы я от слёз! —
Но да льется голос милый
Моей родины унылой
В шуме ласковом берёз…
Не грустить и не молиться
И не петь я не могу,
Я на дне души-слезницы
Тихий свет её зеницы,
Словно тайну, берегу!
<1914, 1929>
* * *
Золотятся ковровые нивы,
И чернеют на пашне комли…
Отчего же задумались ивы,
Словно жаль им родимой земли?..
Как и встарь, месяц облаки водит,
Словно древнюю рать богатырь,
И за годами годы проходят,
Пропадая в безвестную ширь.
Та же Русь без конца и без края,
И над нею дымок голубой —
Что ж и я не пою, а рыдаю
Над людьми, над собой, над судьбой?
И мне мнится: в предутрии пламя
Пред бедою затеплила даль,
И сгустила туман над полями
Небывалая в мире печаль…
<1914, 1918>
* * *
Опять, опять родная деревенька,
Коса и плуг, скрипун-отец и мать;
Не знаешь сам, пройдёт в работе день как,
И рано лень как поутру вставать.
Гляжу в окно за дымчатые прясла*
И глаз от полусонья не протру;
Река дымит, и розовое масло
Поверх воды лоснится поутру.
Уж младший брат в сарае сани чинит,
За летний зной обсохли переда,
И, словно пена в мельничной плотине,
Над ним журчит отцова борода:
«Немного седнясь только хлеба снимем,
А надо бы тебя — пора! — женить».
И смотрит вдаль: за садом в синем-синем
С гусиным криком оборвалась нить.
В уме считает, сколько ржи и жита,
И загибает пальцы у руки,
А яблони из рукавов расшитых
За изгородку кажут кулаки.
«Дорога, видно, на зиму захрясла,
Как раз Покров-то встретим на снегу».
Гляжу в окно — за дымчатые прясла
И долго оторваться не могу.
<1922>
_________________
* Приспособление из продольных жердей на столбах для сушки снопов; изгородь.
* * *
Как тих прозрачный вечер...
Как никнет синева!
Что за слова лепечет
Поблёкшая листва?
И звёзды, словно свечи,
Горят, горят, горят!
Среди безкрайной сечи
Берёзы встали в ряд...
И месяц им на плечи
Свой облик уронил...
И ты теперь далече,
И я не сохранил
Ни память нежной встречи,
Ни нежные слова...
Как тих прозрачный вечер...
Как никнет синева!
<1929>
* * *
Не мечтай о светлом чуде:
Воскресения не будет!
Ночь пришла, погаснул свет...
Мир исчезнул... мира нет...
Только в поле из-за леса
За белёсой серой мглой
То ли люди, то ли бесы
На земле и над землёй...
Разве ты не слышишь воя:
Слава Богу, что нас двое!
В этот тёмный страшный час,
Слава Богу: двое нас!
Слава Богу, слава Богу,
Двое, двое нас с тобой:
Я — с дубиной у порога,
Ты — с лампадой голубой!
Зима 1930–1931
* * *
У оконницы моей
Свищет старый соловей.
На поляне у ворот
Собирается народ.
Говорят, что поутру
Завтра рано я умру, —
Месяц выкует из звезд
Надо мной высокий крест.
Оттого-то вдоль полян
Плыл серебряный туман
И звонили добела
На селе колокола.
<1910>
* * *
Я не тебя любил... Ты только странный случай...
А случай мог бы быть совсем иной...
Но правда то, что случай этот неминучий
Среди минучести случайности земной!
Когда-то, лет шести-пяти, играя в салки
Со сверстниками на крутом бугру,
Я мельком увидал в речных глазах русалки
Улыбки полнолунную игру!
Она в меня глядела нежно, полулёжа
На ветках обомлелого куста...
И может, на неё немного ты похожа...
Но губы у тебя, а не... уста...
Коса у ней была пышней и тоньше пряжи,
Распущенная, будто напоказ!
Я мало разглядел... Я испугался даже
Сиянья влажного ресниц и глаз!
С тех пор я, может, и тебя люблю слегка ведь,
Твою тростинкой согнутую бровь...
Но самому в любви мне не пришлось слукавить,
А без лукавства в сердце что же за любовь?!
<1929>
* * *
Как свеча, горит холодный
На немом сугробе луч.
Не страшись судьбы безродной:
Ни тревогою безплодной,
Ни тоской себя не мучь!
Слёзы, горечь и страданье
Смерть возьмёт привычной данью —
Вечно лишь души сиянье,
Заглянувшей в мрак и тьму!
Конец 1920-х — начало 1930-х годов