Сын небогатых крестьян, живших в деревне Паантвардис Ковенской губернии. Пять лет учился в гимназии (здесь начал писать стихи), а потом пришлось самому зарабатывать на жизнь: давал частные уроки, летом пас скот. Самоучкой одолел гимназический курс и в 1893 году поступил в Московский университет на естественное отделение физико-математического факультета (окончил в 1898 году), занялся литературой, изучением языков. Знакомится с Бальмонтом, Брюсовым, начинает печататься. В начале нового века путешествует по Италии, Скандинавии, Германии, пробует себя в переводческой работе. «Русские символисты» считают его своим, но Балтрушайтис держится обособленно: ему чужды позёрство, крикливость… Первая книга стихов «Земные ступени» выходит, когда автору 38 лет.
После революции работает в Театральном отделе Наркомпроса, затем в редакции «Всемирная литература». В 1920-м становится чрезвычайным посланником Литвы в Москве.
В 1939 году был назначен советником литовского посольства во Франции и последние пять лет жизни провёл в Париже. В 1948 году была опубликована третья и последняя книга Юргиса Казимировича Балтрушайтиса на русском языке «Лилия и Серп», готовившаяся к выходу ещё до 1917 года.
«Уже само моё происхождение из среды малых мира сего могло воспитать во мне только одно чувство и одно убеждение, что глубочайшим долгом человека является пожизненная борьба за общую жизнь, одинаково справедливую и одинаково полную для всех».
БЕЗПЕЧНОСТЬ
Мой день певуче-безмятежен,
Мой час, как облачко, плывёт,
И то, что вечер неизбежен,
Меня к унынью не зовёт...
В лесу ли вихрь листвой играет,
Иль мчит поток волну свою, —
Всё, всё мой дух вооружает
Живым доверьем к бытию...
Мой путь — по Божьему указу —
Светло направлен в ширь долин,
Где ясен мир, привольно глазу,
Где я с мечтой своей один...
Всё выше солнце — тень короче, —
И пусть затем скудеет зной,
Ещё не скоро холод ночи
Дохнёт безвестной тишиной...
Когда же золотом и кровью
Заблещет вечер в небесах,
Я с тихим жаром и любовью
Благословлю дорожный прах...
И в час, когда волна дневная
Отхлынет прочь, за край земли,
Мой дух заманит тьма ночная
В глубины звёздные свои...
СИРОТСТВО
Я в беге часа не один...
Со мной простор немых равнин,
Земная пыль, земная даль,
Их круг безсменный, их печаль...
Со мною был весенний свет,
Моих лугов роса и цвет,
И трепет вод, и шум листвы,
И пламя летней синевы...
Как был покой осенних дней,
Простор развенчанных ветвей,
Холодный пепел, прах, зола
Костров, что ярко жизнь сожгла...
Со мною будет сон зимы,
Печаль и холод белой тьмы
И — в краткий полдень — блеск снегов
Без рубежа, без берегов...
Как будет бодрствовать со мной
Глухой и дикий вихрь ночной,
И долгий вой, и свист его,
И скорбь сиротства моего!
В ЛЕСУ
Тишь... Безмолвие лесное...
Безмятежен ранний день —
Лист не дрогнет в ровном зное,
Ни узорчатая тень...
Вдоль тропинки незабудки
Притаились в полумгле —
Золотые промежутки
Протянулись по земле...
Только звонко захохочет
Птица в зелени ветвей,
Только бегает-хлопочет
Деловитый муравей...
Чу! Над светлою дремотой
Пробежал весёлый свист
И, сверкая позолотой,
Заметался влажный лист...
Вдаль ли глянешь, вглубь ли, ввысь ли,
Всюду — трепет, шелест, дрожь...
Только вникни, только мысли,
Всё узнаешь, всё поймёшь!
ОСЕНЬЮ
Брожу один усталым шагом
Глухой тропинкою лесной...
Певучий шелест над оврагом
Уже не шепчется со мной...
Синеют дали без привета...
Угрюм заглохший круг земли...
И, как печальная примета,
Мелькают с криком журавли...
Плывёт их зыбкий треугольник,
Сливаясь с бледной синевой...
Молись, тоскующий невольник,
Свободе доли кочевой!
* * *
Весна не помнит осени дождливой...
Опять шумит весёлая волна,
С холма на холм взбегая торопливо,
В стоцветной пене, вся озарена...
Здесь лист плетёт, там гонит из зерна
Весёлый стебель... Звонка, говорлива,
В полях, лесах раскинулась она...
Весна не знает осени дождливой...
Что ей до бурь, до серого томленья,
До серых дум осенней влажной тьмы,
До белых вихрей пляшущей зимы?!
Среди цветов, средь радостного пенья
Проворен шаг, щедра её рука...
О, яркий миг, поверивший в века!
Около 1903
ПОЛДЕНЬ
Полдень... Меры нет простору!
Высь и долы — круг огня...
Весела дорога в гору,
К золотой вершине дня!
В юном сердце — в знойном небе —
Тишь — сиянье — синева...
Славься в жизни каждый жребий!
Звонче, гордые слова!
Грусть ли первой долгой тени
Поразит тревогой нас, —
Друг мой светлый, мы без пени
Встретим каждый тайный час...
Вихрь примчится ль, луг ероша...
Мир — ромашка, ты — пчела, —
Пусть твоя земная ноша
Будет сладко тяжела...
ПРЕДЧУВСТВИЕ
А. Скрябину
Пора признать! Не путь от тризны к тризне,
Где боль утрат меняет бледный страх,
Не плен в тени — великий жребий жизни,
А поздний день, светающий в веках...
В бреду страстей, в обмане их свершенья,
Людской душе, распятой в их игре,
Уже не раз потир Преображенья
Являл свой свет на звёздном алтаре...
Ещё велик раздор неутомимый
В земной пыли, где слышен лязг меча
И стон раба, в его неволе мнимой,
Где жажда смерти в слабом горяча...
Но миг борьбы в сердцах, до срока пленных, —
И дрогнет прах, приемля звёздный зов,
Предсказанный в пророчествах священных
И в трепетном наитии певцов...
Посеян день, взошла и зреет нива,
И пенится несущий вечность вал:
Не жизнь лгала — сознанье было лживо,
Не зов был слаб, а смертный слух солгал...
После революции работает в Театральном отделе Наркомпроса, затем в редакции «Всемирная литература». В 1920-м становится чрезвычайным посланником Литвы в Москве.
В 1939 году был назначен советником литовского посольства во Франции и последние пять лет жизни провёл в Париже. В 1948 году была опубликована третья и последняя книга Юргиса Казимировича Балтрушайтиса на русском языке «Лилия и Серп», готовившаяся к выходу ещё до 1917 года.
«Уже само моё происхождение из среды малых мира сего могло воспитать во мне только одно чувство и одно убеждение, что глубочайшим долгом человека является пожизненная борьба за общую жизнь, одинаково справедливую и одинаково полную для всех».
БЕЗПЕЧНОСТЬ
Мой день певуче-безмятежен,
Мой час, как облачко, плывёт,
И то, что вечер неизбежен,
Меня к унынью не зовёт...
В лесу ли вихрь листвой играет,
Иль мчит поток волну свою, —
Всё, всё мой дух вооружает
Живым доверьем к бытию...
Мой путь — по Божьему указу —
Светло направлен в ширь долин,
Где ясен мир, привольно глазу,
Где я с мечтой своей один...
Всё выше солнце — тень короче, —
И пусть затем скудеет зной,
Ещё не скоро холод ночи
Дохнёт безвестной тишиной...
Когда же золотом и кровью
Заблещет вечер в небесах,
Я с тихим жаром и любовью
Благословлю дорожный прах...
И в час, когда волна дневная
Отхлынет прочь, за край земли,
Мой дух заманит тьма ночная
В глубины звёздные свои...
СИРОТСТВО
Я в беге часа не один...
Со мной простор немых равнин,
Земная пыль, земная даль,
Их круг безсменный, их печаль...
Со мною был весенний свет,
Моих лугов роса и цвет,
И трепет вод, и шум листвы,
И пламя летней синевы...
Как был покой осенних дней,
Простор развенчанных ветвей,
Холодный пепел, прах, зола
Костров, что ярко жизнь сожгла...
Со мною будет сон зимы,
Печаль и холод белой тьмы
И — в краткий полдень — блеск снегов
Без рубежа, без берегов...
Как будет бодрствовать со мной
Глухой и дикий вихрь ночной,
И долгий вой, и свист его,
И скорбь сиротства моего!
В ЛЕСУ
Тишь... Безмолвие лесное...
Безмятежен ранний день —
Лист не дрогнет в ровном зное,
Ни узорчатая тень...
Вдоль тропинки незабудки
Притаились в полумгле —
Золотые промежутки
Протянулись по земле...
Только звонко захохочет
Птица в зелени ветвей,
Только бегает-хлопочет
Деловитый муравей...
Чу! Над светлою дремотой
Пробежал весёлый свист
И, сверкая позолотой,
Заметался влажный лист...
Вдаль ли глянешь, вглубь ли, ввысь ли,
Всюду — трепет, шелест, дрожь...
Только вникни, только мысли,
Всё узнаешь, всё поймёшь!
ОСЕНЬЮ
Брожу один усталым шагом
Глухой тропинкою лесной...
Певучий шелест над оврагом
Уже не шепчется со мной...
Синеют дали без привета...
Угрюм заглохший круг земли...
И, как печальная примета,
Мелькают с криком журавли...
Плывёт их зыбкий треугольник,
Сливаясь с бледной синевой...
Молись, тоскующий невольник,
Свободе доли кочевой!
* * *
Весна не помнит осени дождливой...
Опять шумит весёлая волна,
С холма на холм взбегая торопливо,
В стоцветной пене, вся озарена...
Здесь лист плетёт, там гонит из зерна
Весёлый стебель... Звонка, говорлива,
В полях, лесах раскинулась она...
Весна не знает осени дождливой...
Что ей до бурь, до серого томленья,
До серых дум осенней влажной тьмы,
До белых вихрей пляшущей зимы?!
Среди цветов, средь радостного пенья
Проворен шаг, щедра её рука...
О, яркий миг, поверивший в века!
Около 1903
ПОЛДЕНЬ
Полдень... Меры нет простору!
Высь и долы — круг огня...
Весела дорога в гору,
К золотой вершине дня!
В юном сердце — в знойном небе —
Тишь — сиянье — синева...
Славься в жизни каждый жребий!
Звонче, гордые слова!
Грусть ли первой долгой тени
Поразит тревогой нас, —
Друг мой светлый, мы без пени
Встретим каждый тайный час...
Вихрь примчится ль, луг ероша...
Мир — ромашка, ты — пчела, —
Пусть твоя земная ноша
Будет сладко тяжела...
ПРЕДЧУВСТВИЕ
А. Скрябину
Пора признать! Не путь от тризны к тризне,
Где боль утрат меняет бледный страх,
Не плен в тени — великий жребий жизни,
А поздний день, светающий в веках...
В бреду страстей, в обмане их свершенья,
Людской душе, распятой в их игре,
Уже не раз потир Преображенья
Являл свой свет на звёздном алтаре...
Ещё велик раздор неутомимый
В земной пыли, где слышен лязг меча
И стон раба, в его неволе мнимой,
Где жажда смерти в слабом горяча...
Но миг борьбы в сердцах, до срока пленных, —
И дрогнет прах, приемля звёздный зов,
Предсказанный в пророчествах священных
И в трепетном наитии певцов...
Посеян день, взошла и зреет нива,
И пенится несущий вечность вал:
Не жизнь лгала — сознанье было лживо,
Не зов был слаб, а смертный слух солгал...