То, что я попробую передать, — не ощущение характеров трёх реальных людей — Александра Васина, Ирины и Валентина Белецких, — а имидж, сценический образ, который ими создан, хотя, конечно же, связан, с характерами. На сцене трое. С гитарами — два «русских мужичка», бородатые, складные, быстрые, крепкие. Один несколько «с перцем», другой полиричнее. Между ними — женщина. Тоненькая, прямая, прозрачная, замершая. Две гитары — три голоса. Мужские голоса — как бы дерево. Один позвонче, другой поглуше. Оба тёплые. Может быть, так: клён и ясень. Посветлее, потемнее. А женский голос — серебро. Не колокольчик серебряный — старое серебро с тёмными тенями, даже как бы с чернью, в которую на обертонах, на тёплой грудной вибрации как-то оступаешься с этого серебряного света. Спокойный, мерный распев. Диалог, триалог, переклик. Вступление второго, третьего голоса, уходы вверх и в глубину, щемящий унисон. Почему-то именно унисон щемит мою душу, когда голоса, разлетевшись и обернувшись, вновь сливаются вместе. Гармония, камерность, внутреннее достоинство. Я думал: чему это противостоит? Ведь никакого вызова. Ничего демонстративного, ни намёка на «подачу». Но — скрытое противостояние. Чему? А вот этой самой «подаче». Тот, что «с перцем», отвечая на реплику из зала, невольно подсказал: у нас нет попсы. Я понял. Нет истерики, в которую упоённо вкатывается нынешнее «потерянное» поколение, «обойдённое», «пропущенное». Недополучившее. Те, что теперь берут отовсюду, из «щелей» и «складок» заверченного информационного пространства. Это называется постмодернизм или ещё как-то. Эти тоже берут, откуда хотят. Но сверхзадача другая. Здесь мелодии не сталкиваются, а вырастают. Здесь тоже комбинации мотивов, но свободные, без тирании протеста. Иногда из знакомой мелодической основы вырастает что-то совершенно новое. Иногда в новый текст вживляется старая цитата. И притом — какая старая традиция! Что-то от дворянского домашнего музицирования. От гармонии романса. От тоски народного пения. От напряжённого молитвенного распева. Всё есть. Всё пережито, преображено. Иногда они поют нерусское. Гильена по-испански. Окуджаву по-грузински. Иногда отзвуком проходит цыганское. Иногда негритянское (спиричуэлз). Но соединение этого всего русское. Интонация — русская до боли. Та тоска по родине, которую только русский человек способен испытывать, живя на родине. Этот мотив — из Соколова. А поют они ещё Межирова и Жигулина, Фета и Дельвига. Даниила Андреева и Павла Чеснокова. Могут найти пронзительный текст в наследии Павлинова. Или у Арона Круппа. Где хотят, там и берут. Дух дышит, где хочет. Поют много своего. Ниже я процитирую Валентина Белецкого. Мог бы процитировать Александра Васина. Пишут все трое — и слова, и музыку. Истоки: КСП (культура самодеятельной песни, наследие шестидесятников, подхваченное в 70-е годы). Конкретно: МГПИ — «поющий педагогический», из которого вышли когда-то Якушева и Визбор, Ким и Ряшенцев. Эти трое — прямые наследники: Александр Васин, Ирина и Валентин Белецкие. Два математика и словесник. Поющие учителя. Васин организовал трио двадцать с лишним лет назад. С тех пор — сотни выступлений, гастролей, слётов. Радио и телепередачи. Пачка газетных вырезок. Странно, что до сих пор нет диска. Но есть молва и слава.
Только дело не в этом, не в этом, не в этом. В кровь окрашена болью небесная даль. Если русским рождён, то рождён быть поэтом. А иначе не вынести эту печаль.
Светлая печаль. Одно из сильнейших моих впечатлений последнего времени.
Лев АННИНСКИЙ
На снимке: Александр Васин (справа), Ирина и Валентин Белецкие