Коренной москвич. Школа, армия, работа художником-шрифтовиком, несколько лет плотником-бетонщиком на БАМе. Окончил Литинститут.
* * *
Под переливы ручейка,
под шум нечаянной свободы
с терпением ученика
я постигаю смысл природы.
В тени на тонком стебельке
мерцает ягода лесная.
Дотронусь — холодно руке,
а как назвать — ещё не знаю.
Мир растворён в голубизне,
дыханьем слабым мучит липа.
И вечность к золотой сосне
крылатой бабочкой прилипла.
ПАМЯТЬ
Вспомню лишь — и вся жизнь разворочена, —
как дразнили меня всем двором:
— Безотцовщина!.. Безотцовщина!.. —
То-то радости было кругом.
Размахнусь кирпичом, но не кину.
Плюну в них... побегу... и споткнусь...
Налетят — понасядут на спину...
Мать вдруг выскочит: «Саша, не трусь!..
Вот поди ж! Воспитай безотцовщину
По тебе, видно, плачет тюрьма...»
Развернётся — и влепит пощёчину...
И ещё... И заплачет сама.
ВЕСНА
Выйду из дому — ахну.
Мать честна!
Пузырём рубаха.
Вес-на-а.
Выйду из дому... Боже!
Брошусь в травы лицом.
Как роса нынче схожа
с голубым леденцом.
Как-то чисто и тонко,
по-особому мил,
как рисунок ребёнка,
зеленеющий мир.
Что душа мне вещала
этой ночью без сна?
Всё начнётся сначала —
весна.
Выйду — будто отпустят
кашель и кошели...
Я хочу, чтоб в капусте
меня снова нашли.
ЛАСТОЧКА
Боже, откуда вы, ласточка,
в наших суровых краях?..
Платье — хрустальною вазочкой,
газовый шарф на плечах.
Это ведь — стройка ударная!
Здесь вам не Запад, а БАМ!
Пани-миледи-сударыня-
донья-мадонна-мадам.
Здесь же тайга да медведи,
топь, да комар, да мужик.
Наш экскаваторщик Федя —
о-т-чень большой баловник...
Светится звёздочка ранняя.
Боже, за что это нам?..
Пани-миледи-сударыня
донья-мадонна-мадам.
ПРЕДТЕЧА
Я сын измученного века
с большой, но скомканной душой.
Я лишь предтеча Человека,
что по пятам идёт за мной.
Я в бездну чёрную смотрю —
в стихию Тютчева и Блока.
Пусть небо им дано от Бога...
Но мой черёд встречать Зарю!
Я, может, тот, кто будет сниться
Земле в другие времена
и кем голодная война
должна навеки подавиться.
И будоражит кровь мою
разворошённый звёздный улей —
как будто я в кромешном гуле
на гребне вечности стою.
Александр Астафьев, Антология русского лиризма. ХХ век, русский лиризм, студия Александра Васина-Макарова, русская поэзия, Александр Васин-Макаров
* * *
Под переливы ручейка,
под шум нечаянной свободы
с терпением ученика
я постигаю смысл природы.
В тени на тонком стебельке
мерцает ягода лесная.
Дотронусь — холодно руке,
а как назвать — ещё не знаю.
Мир растворён в голубизне,
дыханьем слабым мучит липа.
И вечность к золотой сосне
крылатой бабочкой прилипла.
ПАМЯТЬ
Вспомню лишь — и вся жизнь разворочена, —
как дразнили меня всем двором:
— Безотцовщина!.. Безотцовщина!.. —
То-то радости было кругом.
Размахнусь кирпичом, но не кину.
Плюну в них... побегу... и споткнусь...
Налетят — понасядут на спину...
Мать вдруг выскочит: «Саша, не трусь!..
Вот поди ж! Воспитай безотцовщину
По тебе, видно, плачет тюрьма...»
Развернётся — и влепит пощёчину...
И ещё... И заплачет сама.
ВЕСНА
Выйду из дому — ахну.
Мать честна!
Пузырём рубаха.
Вес-на-а.
Выйду из дому... Боже!
Брошусь в травы лицом.
Как роса нынче схожа
с голубым леденцом.
Как-то чисто и тонко,
по-особому мил,
как рисунок ребёнка,
зеленеющий мир.
Что душа мне вещала
этой ночью без сна?
Всё начнётся сначала —
весна.
Выйду — будто отпустят
кашель и кошели...
Я хочу, чтоб в капусте
меня снова нашли.
ЛАСТОЧКА
Боже, откуда вы, ласточка,
в наших суровых краях?..
Платье — хрустальною вазочкой,
газовый шарф на плечах.
Это ведь — стройка ударная!
Здесь вам не Запад, а БАМ!
Пани-миледи-сударыня-
донья-мадонна-мадам.
Здесь же тайга да медведи,
топь, да комар, да мужик.
Наш экскаваторщик Федя —
о-т-чень большой баловник...
Светится звёздочка ранняя.
Боже, за что это нам?..
Пани-миледи-сударыня
донья-мадонна-мадам.
ПРЕДТЕЧА
Я сын измученного века
с большой, но скомканной душой.
Я лишь предтеча Человека,
что по пятам идёт за мной.
Я в бездну чёрную смотрю —
в стихию Тютчева и Блока.
Пусть небо им дано от Бога...
Но мой черёд встречать Зарю!
Я, может, тот, кто будет сниться
Земле в другие времена
и кем голодная война
должна навеки подавиться.
И будоражит кровь мою
разворошённый звёздный улей —
как будто я в кромешном гуле
на гребне вечности стою.
Александр Астафьев, Антология русского лиризма. ХХ век, русский лиризм, студия Александра Васина-Макарова, русская поэзия, Александр Васин-Макаров