Дмитрий Семёновский (19 января 1894 — 10 марта 1960)
Сын священника села Меховицы Владимирской губернии. После Шуйского духовного училища поступил (1909 г.) во Владимирскую духовную семинарию, откуда был исключён в 1912-м за участие в ученической забастовке. В этом же году его стихи появились в печати. Поступив в Народный университет А. Шанявского, познакомился с Есениным, Якубовским, позже с Клычковым, Л. Столицей и др. После революции — активный газетчик («Рабочий край», Иваново-Вознесенск). В 20-е годы выходят первые книги стихов «Под голубым покровом» и «Благовещение». В 1933-м арестован по доносу. Спас Горький. Интенсивная литературная работа продолжается после освобождения. В годы войны* погиб его единственный сын. Умер Дмитрий Николаевич Семёновский в Иванове, где теперь одна из улиц носит его имя. Известно около сорока книг его произведений.
____________________________ *Дм. Семёновский признан негодным к военной службе по состоянию здоровья.
* * *
Здравствуй, отеческий кров С негой родного гнезда. В кружеве чёрных дерёв Бабочкой бьётся звезда.
Дымчатой кошкой сугроб Ластится молча к ногам. В петлях запутанных троп Сумерки никнут к снегам.
Мир вам, звезда, тишина И серебристая гладь! У голубого окна Ивою клонится мать.
Потоплю глаза в густой лазури. Мир хорош. Душа весны синя. Русые свои ресницы жмуря, Солнце загляделось на меня.
Я богат и грустью и весельем, Да и все-то нынче — богачи. На берёзе виснут ожерельем Чёрные зобастые грачи.
Ни на чём не сыщешь зимней хмури. Горячо дрожат ресницы дня. Потоплю глаза в густой лазури. Мир хорош. Душа весны синя.
1919
* * *
Состарилось лето. Лежит на припёке, Лежит на пригорке у тына. Обрюзгли цыганские смуглые щёки, А в жёстких кудрях — паутина. Состарилось лето. И больше не надо Ни песен ему, ни волнений: Уж ходит за тыном пора звездопада И звонкой прохлады осенней.
Брусника-грустника под синей осиной Давно уж успела налиться. Кленовый листок на поляну гусиной Отрубленной лапой ложится. И скоро под утро колючая проседь В траве забелеет осенней. Состарилось лето. А сердце всё просит И песен, и гроз, и волнений.
1932
* * *
Мне чудятся и в пышности цветенья, И в снежном сне, и в голосе стихий Космические всенощные бденья И стройный чин вселенских литургий.
Сияньем, вздохом, звоном поцелуя От волн, долин и каменных громад Восходит к сердцу мира аллилуйя, Связав и звук, и цвет, и аромат.
Ни на земле, ни на кругах небесных Не умолкает мощная хвала. В ней слито всё: и клир листов древесных, И арфа вод, и лёд, и свет, и мгла.
Звенит собор цветов златовенечных, Грохочет гром, благовествует медь, Поют в эфире хоры солнц предвечных, И я пою и не могу не петь.
1921
* * *
Благослови, душа моя, Ласкающую синеву, И мотылька, и муравья, И эту свежую траву.
Я сердцем кроток и смирен. Бедна у песни риза слов. Могу ли не склонить колен На незабудковый покров?
Могу ли радостью земной Не загореться, как свеча, И синевой и тишиной Не утолить свою печаль?
1921
ВЕСЕННИЙ ВЕЧЕР
Какая бодрая тревога Сменила мертвенный покой! Проваливается дорога Под осторожною ногой. Как в этот оттепельный вечер Ручьёв подснежных звучен бег, Как дышит молодостью ветер, Как пахнет молодостью снег!
Былых обманов наважденья Не властны над моей душой, Но светлой тайне возрожденья Я в этот вечер не чужой. Душе созревшей, возмужалой, Как прежде, радостны они — Созвездий трепетных огни И колеи дороги талой.
1930
* * *
Я знаю, что солнце, весёлое солнце, Сияет во всём, обитает во всех. Зимой засверкает в алмазном оконце, Под осень затеплится в рыжем овсе.
Я вижу его над своими путями, Я с солнцем встаю, я под солнцем живу, Сливаюсь с лучами, листами, цветами, Влюбляюсь в людей и тянусь в синеву.
Когда же дышать и желать перестану, Меня золотистым засыплют песком, Но, кажется, я и тогда не устану Тянуться под солнце упрямым ростком.