Родился в крестьянской семье (село Краснотуранское Енисейской губернии). Рано остался сиротой. После школы и педагогического техникума в Абакане сам учительствовал в сибирских сёлах.
В 1939 году поступил в Красноярский педагогический институт, первые стихи напечатал в Омске (1940 г.).
На войне — с первых дней. Служил в Панфиловской дивизии, ранен под Ельней. После госпиталя — Ленинградский фронт, командир взвода противотанковых ружей...
Гвардии лейтенант Суворов Георгий Кузьмич погиб в дни наступления после прорыва блокады Ленинграда, не увидев своей книги стихов «Слово солдата», вышедшей в том же году (переиздана в 1954 г.).
В 70-е годы опубликованы книги Г. Суворова «Звезда, сгоревшая в ночи: стихи и письма» и «Соколиная песня. Стихи, письма поэта, воспоминания о нём».
____________
*По другим данным умер от ран 18 февраля 1944 г.
* * *
В моём вине лучистый белый лёд.
Хвачу в жару — и вмиг жара пройдёт.
В моём вине летучий вихрь огня.
Хвачу в мороз — пот прошибёт меня.
В моём вине рассветная заря.
Хвачу с устатку — снова молод я.
Так много троп и много так дорог,
Утрат и непредвиденных тревог.
Но что метель и смертное темно
Тому, кто пьёт солдатское вино!
<1944>
* * *
Тополь жмётся к тополю.
Степь да ковыли.
Конники протопали
В заревой дали.
Девушка-красавица
Им вослед глядит,
Ловит замирающий
Ровный звон копыт.
Распрощалась с другом ли,
Или друга ждёт?
Радугами-дугами
В грудь тревога бьёт.
Тополь жмётся к тополю.
Степь да ковыли.
Конники протопали,
Скрылися вдали.
* * *
Мы тоскуем и скорбим,
Слёзы льём от боли...
Чёрный ворон, чёрный дым,
Выжженное поле...
А за гарью, словно снег,
Ландыши без края...
Рухнул наземь человек —
Приняла родная.
Безпокойная мечта,
Не сдержать живую...
Землю милую уста
Мёртвые целуют.
И уходит тишина...
Ветер бьёт крылатый.
Белых ландышей волна
Плещет над солдатом.
<1944>
* * *
— Вперёд, на запад! —
Цену этих слов
Мы поняли, когда в горячем пыле
Мы штурмовали стены городов
Ценой нечеловеческих усилий.
Вперёд, на запад! —
Дерзкая мечта...
Я знаю: нас никто не остановит.
Целуют землю русскую уста,
Отбитую ценой солдатской крови.
Пускай мы не прошли и полпути,
Пускай звезда уходит в ночь устало.
Теперь на Запад будем мы идти.
Вперёд идти — во что бы то ни стало.
* * *
Давиду Лондону
Пусть прошлый год злых непогод
Нам обжигает грудь, –
Я пью за новый буйный год,
За пройденный наш путь.
Пью за бродячую мою
Солдатскую метель.
За самых светлых в мире пью, –
Затянутых в шинель.
За то, что месяц словно медь,
И вся земля в снегу,
Что я тоскую, но не петь –
Не петь я не могу!
* * *
Ещё утрами чёрный дым клубится
Над развороченным твоим жильём.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнём.
Ещё ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.
Ещё война. Но мы упрямо верим,
Что будет день — мы выпьем боль до дна,
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.
Последний враг. Последний меткий выстрел.
И первый проблеск утра, как стекло.
Мой милый друг, а всё-таки как быстро,
Как быстро наше время протекло.
В воспоминаньях мы тужить не будем —
Зачем туманить грустью ясность дней, —
Свой добрый век мы прожили как люди
И для людей.
1944
В 1939 году поступил в Красноярский педагогический институт, первые стихи напечатал в Омске (1940 г.).
На войне — с первых дней. Служил в Панфиловской дивизии, ранен под Ельней. После госпиталя — Ленинградский фронт, командир взвода противотанковых ружей...
Гвардии лейтенант Суворов Георгий Кузьмич погиб в дни наступления после прорыва блокады Ленинграда, не увидев своей книги стихов «Слово солдата», вышедшей в том же году (переиздана в 1954 г.).
В 70-е годы опубликованы книги Г. Суворова «Звезда, сгоревшая в ночи: стихи и письма» и «Соколиная песня. Стихи, письма поэта, воспоминания о нём».
____________
*По другим данным умер от ран 18 февраля 1944 г.
* * *
В моём вине лучистый белый лёд.
Хвачу в жару — и вмиг жара пройдёт.
В моём вине летучий вихрь огня.
Хвачу в мороз — пот прошибёт меня.
В моём вине рассветная заря.
Хвачу с устатку — снова молод я.
Так много троп и много так дорог,
Утрат и непредвиденных тревог.
Но что метель и смертное темно
Тому, кто пьёт солдатское вино!
<1944>
* * *
Тополь жмётся к тополю.
Степь да ковыли.
Конники протопали
В заревой дали.
Девушка-красавица
Им вослед глядит,
Ловит замирающий
Ровный звон копыт.
Распрощалась с другом ли,
Или друга ждёт?
Радугами-дугами
В грудь тревога бьёт.
Тополь жмётся к тополю.
Степь да ковыли.
Конники протопали,
Скрылися вдали.
* * *
Мы тоскуем и скорбим,
Слёзы льём от боли...
Чёрный ворон, чёрный дым,
Выжженное поле...
А за гарью, словно снег,
Ландыши без края...
Рухнул наземь человек —
Приняла родная.
Безпокойная мечта,
Не сдержать живую...
Землю милую уста
Мёртвые целуют.
И уходит тишина...
Ветер бьёт крылатый.
Белых ландышей волна
Плещет над солдатом.
<1944>
* * *
— Вперёд, на запад! —
Цену этих слов
Мы поняли, когда в горячем пыле
Мы штурмовали стены городов
Ценой нечеловеческих усилий.
Вперёд, на запад! —
Дерзкая мечта...
Я знаю: нас никто не остановит.
Целуют землю русскую уста,
Отбитую ценой солдатской крови.
Пускай мы не прошли и полпути,
Пускай звезда уходит в ночь устало.
Теперь на Запад будем мы идти.
Вперёд идти — во что бы то ни стало.
* * *
Давиду Лондону
Пусть прошлый год злых непогод
Нам обжигает грудь, –
Я пью за новый буйный год,
За пройденный наш путь.
Пью за бродячую мою
Солдатскую метель.
За самых светлых в мире пью, –
Затянутых в шинель.
За то, что месяц словно медь,
И вся земля в снегу,
Что я тоскую, но не петь –
Не петь я не могу!
* * *
Ещё утрами чёрный дым клубится
Над развороченным твоим жильём.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнём.
Ещё ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.
Ещё война. Но мы упрямо верим,
Что будет день — мы выпьем боль до дна,
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.
Последний враг. Последний меткий выстрел.
И первый проблеск утра, как стекло.
Мой милый друг, а всё-таки как быстро,
Как быстро наше время протекло.
В воспоминаньях мы тужить не будем —
Зачем туманить грустью ясность дней, —
Свой добрый век мы прожили как люди
И для людей.
1944