По одним сведениям, родился в Симбирской губернии (деревня Дуровка), по другим — во Владимирской (деревня Павликово). С 1929 года семья жила в Иваново-Вознесенске. В 1937 году стал студентом МГУ (исторический факультет), с 1939-го посещал семинары в Литинституте. Печатался мало. В октябре 1941 года добровольцем уходит на фронт. Был политруком пулемётной роты, когда погиб под Смоленском в феврале следующего года. Чемодан с рукописями Николая Петровича Майорова, оставленный у одного из друзей в начале войны, пропал. В 1962 году вышла первая книга стихов «Мы»; в 2015 году в Иванове изданы «Избранные стихотворения» и установлен памятник.
АВГУСТ
Я полюбил весомые слова, Просторный август, бабочку на раме И сон в саду, где падает трава К моим ногам неровными рядами.
Лежать в траве, желтеющей у вишен, У низких яблонь, где-то у воды, Смотреть в листву прозрачную И слышать, Как рядом глухо падают плоды.
Не потому ль, что тени не хватало, Казалось мне, вселенная мала? Движения замедленны и вялы, Во рту иссохло. Губы как зола.
Куда девать сгорающее тело? Ближайший омут светел и глубок. Пока трава на солнце не сгорела, Войти в него всем телом до предела И ощутить подошвами песок!
И в первый раз почувствовать так близко Прохладное спасительное дно. Вот так, храня стремление одно, Вползают в землю щупальцами корни,
Питая щедро алчные плоды, — А жизнь идёт, — всё глубже и упорней Стремление пробиться до воды, До тех границ соседнего оврага, Где в изобилье, с запахами вин, Как древний сок, живительная влага Ключами бьёт из почвенных глубин.
Полдневный зной под яблонями тает На сизых листьях тёплой лебеды. И слышу я, как мир произрастает Из первозданной матери — воды.
1939
* * *
Заснуть. Застыть. И в этой стыни смотреть сквозь сонные скачки в твои холодные, пустые, кошачьи серые зрачки.
В бреду, в наплыве идиотства, глядя в привычный профиль твой, искать желаемого сходства с той. Позабытой. Озорной.
И знать, что мы с тобою врозь прошли полжизни тьмой и светом сквозь сон ночей, весны — и сквозь неодолимый запах лета.
И всё ж любить тебя, как любят глухие приступы тоски, — как потерявший чувство красок любил безумный, страшный Врубель свои нелепые мазки.
1938
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Неужто мы разучимся любить, И в праздники, раскинувши диваны, Начнём встречать гостей и церемонно пить Холодные кавказские нарзаны.
Отяжелеем. Станет слух наш слаб. Мычать мы будем вяло и по-бычьи. И будем принимать за женщину мы шкап И обнимать его в безполом безразличьи.
Цепляясь за разваленный уют, Мы в пот впадём, в безудержное мленье. Кастратами потомки назовут Стареющее наше поколенье.
Без жалости нас время истребит. Забудут нас. И до обиды грубо Над нами будет кем-то вбит Кондовый крест из тела дуба.
За то, что мы росли и чахли В архивах, в мгле библиотек, Лекарством руки наши пахли И были бледны кромки век.
За то, что с нами был утрачен Сан человечий; что, скопцы, Мы понимали мир иначе, Чем завещали нам отцы.
Нам это долго не простится, И не один минует век, Пока опять не народится Забытый нами Человек.
1939?
* * *
Мне только б жить и видеть росчерк грубый Твоих бровей. И пережить тот суд, Когда глаза солгут твои, а губы Чужое имя вслух произнесут. Уйди. Но так, чтоб я тебя не слышал, Не видел... Чтобы, близким не грубя, Я дальше жил и подымался выше, Как будто вовсе не было тебя.
1939
* * *
Я не знаю, у какой заставы Вдруг умолкну в завтрашнем бою, Не коснувшись опоздавшей славы, Для которой песни я пою. Ширь России, дали Украины, Умирая, вспомню... и опять — Женщину, которую у тына Так и не посмел поцеловать.