Борис Александрович Краснощёков, сын учителя, родился в станице Еткуль под Челябинском. Окончив 9 классов, уехал на строительство Магнитогорска — работал землекопом, бетонщиком, плотником; вошёл в литературную группу «Буксир», созданную в 1930 году Василием Макаровым, начал печататься. С 1932 года — сотрудник газеты «Магнитогорский комсомолец», а через год — автор сборника стихов.
В 1935 году — студент-заочник Литинститута.
В 1937-м — арест, 10 лет Колымы плюс 10 лет ссылки (Киргизия).
Реабилитирован в 1957 году, заново входит в литературу. За книгу «Проводы Валентины», цикл «Красно солнышко», поэму «Любава» отмечен Государственной премией РСФСР 1967 года. Кавалер орденов Трудового Красного Знамени (дважды), Октябрьской Революции.
Умер Борис Александрович Ручьёв в Магнитогорске.
В 2013 году на Аллее звёзд в Магнитогорске открыта именная Звезда поэта.
ПРОВОДЫ ВАЛЕНТИНЫ
Вдоль берёзовой долины,
под прикрытием зари,
дует ветер с Украины
паровозу в фонари.
Дует ветер-западок,
ковылинки валит с ног,
а дежурный по вокзалу
на разлуку бьёт звонок.
— Всё, — скажу я, —
Валентина!.. —
Чемоданы положу.
— Ты, — скажу я, —
Валентина,
поцелуй меня! — скажу.
Ты глаза закроешь вдруг,
плащ свой выронишь из рук,
ты увидишь, как далёко
отчий город Кременчуг...
Подойдёшь к родному дому
на гранитном на яру,
поклонись ты голубому
соловьиному Днепру.
От разлуки бед не ведай,
каждый вечер над водой
вишню спелую проведай,
про зозулю песни пой.
Привези ты мне в подарок
сок вишнёвый на губах,
голубые шаровары,
пару вышитых рубах.
А ещё, за ради жизни,
привези ты мне живьём
черноглазых, тёмно-сизых
соловьиху с соловьём.
Стану птицам в час восходов
тихим свистом отвечать,
сочиненья птицеводов
вечерами изучать.
Обнесу заречный сад
кругом крашеных оград,
рассажу по тонким веткам,
будто пьяных, соловьят.
Сад завьётся, заплетётся,
через тридцать пять годов —
сколько листьев встрепенётся,
столько свистнет соловьёв!
Зоопарку — не отдам,
на базаре — не продам,
раздарю я птичьи стаи
по окрестным городам.
И засвищут, сна не зная,
вплоть до утренней поры
соловьихи — с Таганая,
соловьи — с Магнит-горы.
Стану старым и беззубым,
буду бороду носить,
буду в праздники по клубам
речи так произносить:
— Дорогие, вам известно:
прославляя горный люд,
на Урале — повсеместно —
соловьи мои поют!
Я растил их, между прочим,
я взрастил их без числа,
состоя всю жизнь рабочим
огневого ремесла.
На реке вознёс плотину,
город строил, сталь варил,
украинку Валентину
до скончания любил.
Потому, за ради жизни,
привези ты мне живьём
черноглазых, тёмно-сизых
соловьиху с соловьём.
1936
* * *
Всю неоглядную Россию
наследуем, как отчий дом,
мы — люди русские, простые,
своим вскормлённые трудом.
В тайге, снегами занесённой,
в горах — с глубинною рудой,
мы называли хлеб казённый
своею собственной едой.
У края родины, в безвестье,
живя по-воински — в строю,
мы признавали делом чести
работу чёрную свою.
И, огрубев без женской ласки,
приладив кайла к поясам,
за жизнь не чувствуя опаски,
шли по горам и по лесам,
насквозь прокуренные дымом,
костры бросая в полумгле,
по этой страшной, нелюдимой,
своей по паспорту земле.
Шли — в скалах тропы пробивали,
шли, молча падая в снегу
нa каждом горном перевале,
нa всём полярном берегу.
В мороз работая до пота,
с озноба мучась, как в огне,
мы здесь узнали, что работа
равна отвагою войне.
Мы здесь горбом узнали ныне,
как тяжела святая честь
впервые в северной пустыне
костры походные развесть;
за всю нужду, за все печали,
за крепость стуж и вечный снег
пускай проклясть её вначале,
чтоб полюбить на целый век;
и по привычке, как героям,
когда понадобится впредь,
за всё, что мы на ней построим,
в смертельной битве умереть.
...А ты — вдали, за синим морем,
грустя впервые на веку,
не посчитай жестоким горем
святую женскую тоску.
Мои пути, костры, палатки
издалека — увидя вблизь,
узнай терпение солдатки,
как наши матери звались,
тоску достойно пересилив,
разлуки гордо пережив,
когда годами по России
отцы держали рубежи.
В 1935 году — студент-заочник Литинститута.
В 1937-м — арест, 10 лет Колымы плюс 10 лет ссылки (Киргизия).
Реабилитирован в 1957 году, заново входит в литературу. За книгу «Проводы Валентины», цикл «Красно солнышко», поэму «Любава» отмечен Государственной премией РСФСР 1967 года. Кавалер орденов Трудового Красного Знамени (дважды), Октябрьской Революции.
Умер Борис Александрович Ручьёв в Магнитогорске.
В 2013 году на Аллее звёзд в Магнитогорске открыта именная Звезда поэта.
ПРОВОДЫ ВАЛЕНТИНЫ
Вдоль берёзовой долины,
под прикрытием зари,
дует ветер с Украины
паровозу в фонари.
Дует ветер-западок,
ковылинки валит с ног,
а дежурный по вокзалу
на разлуку бьёт звонок.
— Всё, — скажу я, —
Валентина!.. —
Чемоданы положу.
— Ты, — скажу я, —
Валентина,
поцелуй меня! — скажу.
Ты глаза закроешь вдруг,
плащ свой выронишь из рук,
ты увидишь, как далёко
отчий город Кременчуг...
Подойдёшь к родному дому
на гранитном на яру,
поклонись ты голубому
соловьиному Днепру.
От разлуки бед не ведай,
каждый вечер над водой
вишню спелую проведай,
про зозулю песни пой.
Привези ты мне в подарок
сок вишнёвый на губах,
голубые шаровары,
пару вышитых рубах.
А ещё, за ради жизни,
привези ты мне живьём
черноглазых, тёмно-сизых
соловьиху с соловьём.
Стану птицам в час восходов
тихим свистом отвечать,
сочиненья птицеводов
вечерами изучать.
Обнесу заречный сад
кругом крашеных оград,
рассажу по тонким веткам,
будто пьяных, соловьят.
Сад завьётся, заплетётся,
через тридцать пять годов —
сколько листьев встрепенётся,
столько свистнет соловьёв!
Зоопарку — не отдам,
на базаре — не продам,
раздарю я птичьи стаи
по окрестным городам.
И засвищут, сна не зная,
вплоть до утренней поры
соловьихи — с Таганая,
соловьи — с Магнит-горы.
Стану старым и беззубым,
буду бороду носить,
буду в праздники по клубам
речи так произносить:
— Дорогие, вам известно:
прославляя горный люд,
на Урале — повсеместно —
соловьи мои поют!
Я растил их, между прочим,
я взрастил их без числа,
состоя всю жизнь рабочим
огневого ремесла.
На реке вознёс плотину,
город строил, сталь варил,
украинку Валентину
до скончания любил.
Потому, за ради жизни,
привези ты мне живьём
черноглазых, тёмно-сизых
соловьиху с соловьём.
1936
* * *
Всю неоглядную Россию
наследуем, как отчий дом,
мы — люди русские, простые,
своим вскормлённые трудом.
В тайге, снегами занесённой,
в горах — с глубинною рудой,
мы называли хлеб казённый
своею собственной едой.
У края родины, в безвестье,
живя по-воински — в строю,
мы признавали делом чести
работу чёрную свою.
И, огрубев без женской ласки,
приладив кайла к поясам,
за жизнь не чувствуя опаски,
шли по горам и по лесам,
насквозь прокуренные дымом,
костры бросая в полумгле,
по этой страшной, нелюдимой,
своей по паспорту земле.
Шли — в скалах тропы пробивали,
шли, молча падая в снегу
нa каждом горном перевале,
нa всём полярном берегу.
В мороз работая до пота,
с озноба мучась, как в огне,
мы здесь узнали, что работа
равна отвагою войне.
Мы здесь горбом узнали ныне,
как тяжела святая честь
впервые в северной пустыне
костры походные развесть;
за всю нужду, за все печали,
за крепость стуж и вечный снег
пускай проклясть её вначале,
чтоб полюбить на целый век;
и по привычке, как героям,
когда понадобится впредь,
за всё, что мы на ней построим,
в смертельной битве умереть.
...А ты — вдали, за синим морем,
грустя впервые на веку,
не посчитай жестоким горем
святую женскую тоску.
Мои пути, костры, палатки
издалека — увидя вблизь,
узнай терпение солдатки,
как наши матери звались,
тоску достойно пересилив,
разлуки гордо пережив,
когда годами по России
отцы держали рубежи.