Дворянин. Старший сын (младший – Борис) Иосафа Измайловича Анфилова, подполковника в отставке, героя обороны Севастополя (благодаря чему дети имели право на безплатное образование). Г. Анфилов учился в Воронеже (кадетский корпус) и в Москве – сначала в Александровском военном училище, а с 1909 по 1913 год на юридическом факультете университета, который окончил с золотой медалью. В эти же годы начал печататься (стихи писал с детства). В 1914-1916 годах поручик сапёрного батальона Глеб Иосафович Анфилов воюет на передовой. Награждён двумя орденами Святого Станислава и орденом Святой Анны. После революции занимался делами книгоиздательства в России (кроме полутора лет 1920-1921 гг., когда воевал добровольцем в Красной Армии). Работал в Партиздате, в Комитете по печати при Совнаркоме СССР. Своих стихов не печатал, хотя писать не переставал, тщательно оттачивая каждую вещь, и накопил к моменту ареста две толстых крупноформатных тетради таких стихотворений. Арестован в самом начале 1935 года (тетради конфисковали) и после нескольких месяцев в Бутырской тюрьме отправлен каторжным составом в один из лагерей Сибири. Семью выслали из Москвы в Куйбышев, куда пришло последнее письмо от Г. И. Анфилова, датированное 6 июня 1938 года.
18 ОКТЯБРЯ 1914 ГОДА
Бомба взорвалась в кипящем котле, С рёвом взметнула солдатскую пищу. Трое остались хрипеть на земле, Десять ушли к неземному жилищу.
Вечером в поле туманно-нагом Ухали выстрелы русских орудий, Долго куски собирали кругом И навалили на мёртвые груды.
В яме дорожной в версте от огня Их забросали землёй прошлогодней, Гасли осколки осеннего дня, Фельдшер сбивался в молитве Господней.
ФЕВРАЛЬ В ДЕРЕВНЕ
Расплескали девки Огневой кумач, Парни рубят древки Из сосновых мачт.
Улица-то длинная, В сапогах кисель, Тишина старинная, В сердце карусель.
Закликаем встречных В наш крестовый ход – Стариков предвечных, Волостной народ.
Дьякон у околицы Отошёл бочком, Девки смехом колются, А груди торчком.
Ходили до вечера Туда и сюда. Петь было нечего – Вот беда.
СОБАКА
В отдалённом сарае нашла Кем-то брошенный рваный халат, Терпеливо к утру родила Дорогих непонятных щенят.
Стало счастливо, тихо теперь На лохмотьях за старой стеной, И была приотворена дверь В молчаливый рассветный покой.
От востока в парче из светил Проходили ночные цари. Кто-то справа на небе чертил Бледно-жёлтые знаки зари.
1913
* * *
Этот год для нас незабываем – Год, когда по улицам Ростова Плыли дни, как светлые улыбки, Золотым пронизанные маем. Мы неслись, как две влюблённых птицы, По садам, цветам и многолюдьям. Ты – моя притихшая невеста, Я – хмельной, поющий и мгновенный. И когда на пыльной Темерницкой На окне спускалась занавеска, Трепетала родинка под грудью И дрожали острова вселенной.
ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Замедля будничный бег, Забудь земной календарь. В близкий безсмертный брег Смертным веслом ударь. Вечности синие серьги Прими благодарно, как женщина. Руки, работой истёртые, Брось в мировое горение. В самой серенькой церкви Есть для уставших от Бога Где-то вблизи от порога Тонкая трещина В четвёртое Измерение.
«Перед моим отъездом на войну (август 1914) В. Я. Брюсов сказал мне, что хочет напечатать «Собаку» в «Русской мысли». Я поблагодарил, уехал и забыл об этом разговоре и о самой «Собаке». В 1921 г. в Ростове н/Д я прочитал в каком-то московском альманахе стихотворение С. Есенина, очень близкое по строю и содержанию к моей «Собаке». Я удивился и огорчился, т. к. мне показалось, что моя безымянная «Собака» нисколько не хуже есенинской. Через несколько дней после этого случая я был по-настоящему потрясён, прочитав в очередном, полученном из Москвы, сборнике стихов второй дубликат моего стихотворения – «Собаку», написанную П. Орешиным. Я был сбит с толку этой вереницей совпадений. Через полгода или через год после этого я встретился в Москве в книжных рядах с моим знакомым – маленьким литератором А. А. Рудневым. Он встретил меня восклицанием: «Что же Вы, батенька, стихи пишете, а от меня это до сих пор скрывали. Недавно московские поэты наткнулись в каком-то старом журнале на Вашу «Собаку» и устроили конкурс – кто напишет на ту же тему вещь, равную Вашей по простоте и выразительности. Есенин писал, Орешин писал и ещё кое-кто». Этим для меня объяснилось загадочное изобилие «Собак» в сезоне 1921 г.».
Г. Анфилов (на полях рукописного варианта стихотворения «Собака»)*.