Родина Виктора Фёдоровича Бокова — деревня Язвицы Александровского уезда Владимирской губернии*. Родители — крестьяне. После школы-семилетки учился в педагогическом техникуме, стал участником литературного кружка, одним из руководителей которого был М. М. Пришвин. В 1938 году окончил Литинститут и после работал во Всесоюзном доме народного творчества.
В 1942 году ушёл на фронт. В августе по доносу был арестован и пять лет провёл в лагерях и тюрьмах. Пришвин и Платонов переписывались с В. Боковым и в эти годы. Живя потом под Калугой, подготовил и в 1950 году издал антологию «Русская частушка». Первая книга его стихов, «Яр-Хмель», вышла в 1958 году. С тех пор стихотворения В. Ф. Бокова отдельными изданиями выходили 27 раз, среди них «Избранные произведения» в 2-х томах (1975 г.), Собрание сочинений в 3-х томах (1983–1984 гг.). Многие его стихи стали народными песнями. Кавалер орденов Трудового Красного Знамени (дважды), Дружбы народов, «Знак Почёта». «За заслуги перед Отечеством» III и IV степени.
Умер в Переделкине.
_____________________________
* Ныне Сергиево-Посадский район Подмосковья. — Ред.
* * *
Отыми соловья от зарослей,
От родного ручья с родником,
И искусство покажется замыслом,
Неоконченным черновиком.
Будет песня тогда соловьиная,
Будто долька луны половинная,
Будто колос, налитый не всклень,
А всего и немного потеряно:
Родничок да ольховое дерево,
Дикий хмель да прохлада и тень.
* * *
Я видел Русь у берегов Камчатки.
Мне не забыть, наверно, никогда:
Холодным взмывом скал земля кончалась,
А дальше шла солёная вода.
Я видел Русь в степном её обличье:
Сурки свистели, зной валил волов;
На ковылях с эпическим величьем
Распластывались тени от орлов.
Я видел Русь лесную, боровую,
Где рыси, глухари-бородачи,
Где с ружьецом идут напропалую
Охотники, темней, чем кедрачи.
Я видел Русь в иконах у Рублёва.
Глаза как окна, свет их нестерпим.
Я узнавал черты лица родного,
Как матери родной был предан им.
Ни на каких дорогах и дорожках
Я, сын Руси, забыть её не мог.
Она в меня легла, как гриб в лукошко,
Как дерево в пазы и в мягкий мох.
Она в меня легла всей нашей новью,
Всей дальностью дорог и трудных трасс
И той неиссякаемой любовью,
Которая даётся только раз!
ПИСЬМО ДРУГУ ПО НЕСЧАСТЬЮ
Восход и ал и розов,
И голубы снега.
Ну как ты спал, Морозов,
На станции Тайга?
Доволен ли конвоем?
Просил ли ночью пить?
Учился ль волчьим воем
Вселенную любить?
Доел ли пайку хлеба?
Была ль при этом соль?
Была ль в душе потреба
Сесть за домашний стол?
Тужил ли я? Не очень.
Портянки посушил,
Достал иглу и ночью
Дыру в штанах зашил.
Быть может, и без пользы,
Но всё же загадал:
Меня — в Орлово-Розово,
Тебя — на Магадан.
Друг милый, не волнуйся,
Ты молод, как и я,
С утра теплей обуйся —
И в дальние края.
В какие переделки
Судьба нас нынче шлёт...
Наверно, перетерпим —
И мы и наш народ.
* * *
Всё золото на пальцах женщин
Отдам за белый гриб в лесу.
Он стóит для меня не меньше,
Я в кузовке его несу.
Остановлюсь-ка у берёзы,
Чтобы находку в руки взять.
На нём роса блестит, как слёзы, —
Легко ль всю ночь в лесу стоять?!
Смотрю я на него, любуюсь,
Красавец он в грибном роду.
Присяду и переобуюсь
И прямиком домой пойду.
А сбоку розовые кашки,
Подсолнухи, как решето.
А я в сатиновой рубашке
И деревенский как никто.
ДУРА
Звучит во мне слово — дура!
Тихое слово — дура.
Ласковое слово — дура.
Нежное слово — дура.
«Дура, оденься теплее!»
«Дура, не дуйся весь вечер!»
Дура — совсем не обидно.
Дурак — это дело другое!
Дурак — это очень обидно.
Не только обидно — опасно.
А дура — почти как Сольвейг,
А дура — почти как Моцарт.
Дура необходима:
Для злости, для Божьего гнева,
Для ужаса и для контраста.
Дура — это прекрасно!
ОРЕНБУРГСКИЙ ПУХОВЫЙ ПЛАТОК*
В этот вьюжный неласковый вечер,
Когда снежная мгла вдоль дорог,
Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский пуховый платок.
Я его вечерами вязала
Для тебя, моя добрая мать,
Я готова тебе, дорогая,
Не платок — даже сердце отдать.
Чтобы ты в эту ночь не скорбела,
Прогоню от окошка пургу,
Сколько б я тебя, мать, ни жалела,
Всё равно пред тобой я в долгу!
Пусть буран всё сильней свирепеет,
Мы не пустим его на порог,
И тебя, моя мама, согреет
Оренбургский пуховый платок.
_______________________
*Песня. Музыка Г. Пономаренко.
* * *
На планете Пушкина,
На планете Пришвина
Красота поэзии
Никому не лишняя.
Даже тем, кто знается
С квантовой наукою,
Из лесов поэзии
Рифма им аукает.
Рифму не ругайте,
Не пугайте натиском.
Ходит ямб в рубахе
Под руку с анапестом.
Ходит метонимия,
Вся лицом в Камею.
Милый, не тяни меня
В тёмную аллею.
Я иду к поэзии,
К светлому простору.
Милый, не зови меня
К драке и расколу!
* * *
Кричат перепела,
Скрипят коростели.
Трава переплела
Глубокий сон земли.
Передо мной Ока,
Родная дочь равнин.
Летит моя рука
В зелёный вздох травин.
Спокойно дышит грудь
Без горестных замет.
И это люди врут,
Что будто счастья нет!
В 1942 году ушёл на фронт. В августе по доносу был арестован и пять лет провёл в лагерях и тюрьмах. Пришвин и Платонов переписывались с В. Боковым и в эти годы. Живя потом под Калугой, подготовил и в 1950 году издал антологию «Русская частушка». Первая книга его стихов, «Яр-Хмель», вышла в 1958 году. С тех пор стихотворения В. Ф. Бокова отдельными изданиями выходили 27 раз, среди них «Избранные произведения» в 2-х томах (1975 г.), Собрание сочинений в 3-х томах (1983–1984 гг.). Многие его стихи стали народными песнями. Кавалер орденов Трудового Красного Знамени (дважды), Дружбы народов, «Знак Почёта». «За заслуги перед Отечеством» III и IV степени.
Умер в Переделкине.
_____________________________
* Ныне Сергиево-Посадский район Подмосковья. — Ред.
* * *
Отыми соловья от зарослей,
От родного ручья с родником,
И искусство покажется замыслом,
Неоконченным черновиком.
Будет песня тогда соловьиная,
Будто долька луны половинная,
Будто колос, налитый не всклень,
А всего и немного потеряно:
Родничок да ольховое дерево,
Дикий хмель да прохлада и тень.
* * *
Я видел Русь у берегов Камчатки.
Мне не забыть, наверно, никогда:
Холодным взмывом скал земля кончалась,
А дальше шла солёная вода.
Я видел Русь в степном её обличье:
Сурки свистели, зной валил волов;
На ковылях с эпическим величьем
Распластывались тени от орлов.
Я видел Русь лесную, боровую,
Где рыси, глухари-бородачи,
Где с ружьецом идут напропалую
Охотники, темней, чем кедрачи.
Я видел Русь в иконах у Рублёва.
Глаза как окна, свет их нестерпим.
Я узнавал черты лица родного,
Как матери родной был предан им.
Ни на каких дорогах и дорожках
Я, сын Руси, забыть её не мог.
Она в меня легла, как гриб в лукошко,
Как дерево в пазы и в мягкий мох.
Она в меня легла всей нашей новью,
Всей дальностью дорог и трудных трасс
И той неиссякаемой любовью,
Которая даётся только раз!
ПИСЬМО ДРУГУ ПО НЕСЧАСТЬЮ
Восход и ал и розов,
И голубы снега.
Ну как ты спал, Морозов,
На станции Тайга?
Доволен ли конвоем?
Просил ли ночью пить?
Учился ль волчьим воем
Вселенную любить?
Доел ли пайку хлеба?
Была ль при этом соль?
Была ль в душе потреба
Сесть за домашний стол?
Тужил ли я? Не очень.
Портянки посушил,
Достал иглу и ночью
Дыру в штанах зашил.
Быть может, и без пользы,
Но всё же загадал:
Меня — в Орлово-Розово,
Тебя — на Магадан.
Друг милый, не волнуйся,
Ты молод, как и я,
С утра теплей обуйся —
И в дальние края.
В какие переделки
Судьба нас нынче шлёт...
Наверно, перетерпим —
И мы и наш народ.
* * *
Всё золото на пальцах женщин
Отдам за белый гриб в лесу.
Он стóит для меня не меньше,
Я в кузовке его несу.
Остановлюсь-ка у берёзы,
Чтобы находку в руки взять.
На нём роса блестит, как слёзы, —
Легко ль всю ночь в лесу стоять?!
Смотрю я на него, любуюсь,
Красавец он в грибном роду.
Присяду и переобуюсь
И прямиком домой пойду.
А сбоку розовые кашки,
Подсолнухи, как решето.
А я в сатиновой рубашке
И деревенский как никто.
ДУРА
Звучит во мне слово — дура!
Тихое слово — дура.
Ласковое слово — дура.
Нежное слово — дура.
«Дура, оденься теплее!»
«Дура, не дуйся весь вечер!»
Дура — совсем не обидно.
Дурак — это дело другое!
Дурак — это очень обидно.
Не только обидно — опасно.
А дура — почти как Сольвейг,
А дура — почти как Моцарт.
Дура необходима:
Для злости, для Божьего гнева,
Для ужаса и для контраста.
Дура — это прекрасно!
ОРЕНБУРГСКИЙ ПУХОВЫЙ ПЛАТОК*
В этот вьюжный неласковый вечер,
Когда снежная мгла вдоль дорог,
Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский пуховый платок.
Я его вечерами вязала
Для тебя, моя добрая мать,
Я готова тебе, дорогая,
Не платок — даже сердце отдать.
Чтобы ты в эту ночь не скорбела,
Прогоню от окошка пургу,
Сколько б я тебя, мать, ни жалела,
Всё равно пред тобой я в долгу!
Пусть буран всё сильней свирепеет,
Мы не пустим его на порог,
И тебя, моя мама, согреет
Оренбургский пуховый платок.
_______________________
*Песня. Музыка Г. Пономаренко.
* * *
На планете Пушкина,
На планете Пришвина
Красота поэзии
Никому не лишняя.
Даже тем, кто знается
С квантовой наукою,
Из лесов поэзии
Рифма им аукает.
Рифму не ругайте,
Не пугайте натиском.
Ходит ямб в рубахе
Под руку с анапестом.
Ходит метонимия,
Вся лицом в Камею.
Милый, не тяни меня
В тёмную аллею.
Я иду к поэзии,
К светлому простору.
Милый, не зови меня
К драке и расколу!
* * *
Кричат перепела,
Скрипят коростели.
Трава переплела
Глубокий сон земли.
Передо мной Ока,
Родная дочь равнин.
Летит моя рука
В зелёный вздох травин.
Спокойно дышит грудь
Без горестных замет.
И это люди врут,
Что будто счастья нет!