Родился в селе Чернава Орловской губернии; отец — сельский кузнец, книгочей (первая книга, которую он читал сыну, была «Жизнь животных» Брема). Мать — неграмотная крестьянка, знавшая наизусть стихи Блока, Есенина...
В 1929–1933 гг. П. Шубин работал слесарем на Ленинградском металлургическом заводе и учился в конструкторском техникуме (вечернее отделение); опубликованы первые подборки стихов. В 1937-м — первая книга («Ветер в лицо»).
Окончив Герценовский педагогический институт (1939 г.), переезжает в Москву. В 1940 году — сборник «Парус».
Войну начал солдатом, потом служил военкором в газетах Волховского, Карельского, а после мая 1945-го — Первого Дальневосточного фронтов. Награждён орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу»* и др. «Каждый стих — судьбы веленье...»
После войны вышли сборники «Моя звезда» (1946 г.), «Солдаты» (1948), «Дороги, годы, города» (1949), посмертно изданы девять сборников стихов.
Жил Павел Николаевич Шубин в Москве. Умер в одночасье: остановка сердца.
На Чернавской земле ежегодно проводятся Шубинские праздники и в 1980 году установлен памятник.
_____________________________________
*Иногда испытывал судьбу: очевидцы рассказывали, как П. Шубин пошёл на минное поле... за малиной. Лошадь, увязавшуюся за ним, убило.
АПРЕЛЕВКА
В ту ночь
капели пели как —
Припомнить не смогу.
И станция Апрелевка
До самых крыш в снегу.
И дальних стрелок
киноварь —
Под красным фонарём —
Мне говорит:
опять январь,
Как прошлым январём;
И в инее акации,
И ночь идёт ко сну...
А я пришёл на станцию
Встречать свою Весну.
Она и в январе легка,
Летит в такую рань
На станцию Апрелевка
Со станции Любань.
* * *
Что в душу западает? — Не года.
Они пройдут, как облаков гряда,
Как по оврагам талая вода:
Безпамятно. Надолго. Навсегда.
Но, словно вспышку молнии в ночи,
Мы некий день пред всеми отличим
И, погрустнев, притихнем, замолчим:
В нём всё, чем жили, ставшее ничьим.
А мне всё чаще видится заря
Над полым яром — чашей янтаря,
И старый дом, как шлем богатыря,
В шиповнике, в султанах купыря.
Горела лампа. В тонкое стекло
С разлёту жук ударил тяжело
И замолчал. И в комнату втекло
Апрельской ночи мягкое тепло.
Две тучи, повстречавшись на ходу,
Зажгли над садом синюю звезду,
Запахло полем — первый раз в году,
И соловей загрохотал в саду.
Апрель, апрель! Начало вешних гроз,
И грустное, и милое до слёз...
Ночь. Березняк и пруд. И шорох лоз.
И девушка, одна, среди берёз.
Не здесь ли всё решилось? Не тогда ль
Открылась предо мной вся жизнь, вся даль,
Всё, с чем и жить, и умереть не жаль, —
Любовь моя, и радость, и печаль.
Я это чувство Родиной зову,
Оно — как жизнь, как сон мой наяву,
С любовью первой, с горлинкой во рву,
С литым дождём, упавшим на траву.
И каждый миг со мною вечер тот —
Далёкий, давний... Он всегда живёт,
Гудит жуком, черёмухой цветёт,
Апрельским ветром бродит у ворот,
Как некогда... В открытое окно
Плыл запах сада, острый, как вино,
И сердце билось, в небо влюблено,
И было это всё давно, давно!
ЛЕС ЗАПОВЕДНЫЙ
На затравевших берегах
Берёзы облик — рус,
И теплится в его ногах
Мерцанье тихих русл.
Ленивые плывут ручьи
Под соловьиный щёлк,
И ясен, хоть узор строчи,
Воды зелёный шёлк.
И вновь разглядывает лес
В ручьях своё лицо.
Ни тонкий звон рыбачьих лес,
Ни поиск выжлецов
Не нарушают ровный хор,
Зелёный шум вершин.
Идущий к птичьим гнёздам хорь
Не слышен за аршин,
Лишь иволга, литой парчой
Крыла
взрезая синь,
Жёлто-зелёною свечой
Мелькнёт в листве осин...
Сюда на день
От книг, от числ
Приди и лба не морщь —
И светлой мудрости учись
У заповедных рощ.
УТРЕННИЙ СВЕТ
В том городе, где жили мы с тобой,
К заборам ник подсолнечник рябой
И журавли, спеша на водопой,
Вплетались в сон предзорною трубой.
Потом скрипел на все лады обоз,
Ругал кобылу сонный водовоз,
И рыболов катился под откос,
Гремя ведром, седобород и бос.
А утро разгоралось всё смелей
В голубоватых кронах тополей,
И запах мёда долетал с полей
На крыльях ос и золотых шмелей.
Мы в сад входили. От незримых дел
Он, словно улей, целый день гудел:
Дрались жуки, за мухой стриж летел,
Шли муравьи войной в чужой предел.
Давным-давно, ветрами обнесён,
Замолк тот сад. Но, памятью спасён,
Как первый вздох,
Как звон струны сквозь сон,
В моей душе не умолкает он.
И, может быть, счастливый я такой,
Затем что где-то, за степной лукой,
Есть городок над тихою Окой,
Одетый в синий полевой покой.
10.11.1940,
Москва
ЗА МОСКВУ
Есть в этой бронзовой медали
Синь затемнённых фонарей
И отражённый в грозной дали
Огонь тяжёлых батарей.
И ярость та, что клокотала
В атаках русских штыковых,
Упрямый, чистый звон металла —
Как перестук сердец живых.
Она свидетельствует миру
О нашей доблести в бою...
Солдаты, дети, командиры —
В крови, у смерти на краю,
Забыв в дыму, в окопной глине,
Что сон бывает наяву, —
Мы безпощадный путь к Берлину
Открыли битвой за Москву.
1941
ПОЛМИГА
Нет,
Не до седин,
Не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить.
Прижаться к земле
И в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только
Вот эту гранату,
Злорадно поставить на взвод...
Всадить её,
Врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,
Чтоб стало в нём пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
...Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
3.08.1943,
юго-восточнее Мги
В 1929–1933 гг. П. Шубин работал слесарем на Ленинградском металлургическом заводе и учился в конструкторском техникуме (вечернее отделение); опубликованы первые подборки стихов. В 1937-м — первая книга («Ветер в лицо»).
Окончив Герценовский педагогический институт (1939 г.), переезжает в Москву. В 1940 году — сборник «Парус».
Войну начал солдатом, потом служил военкором в газетах Волховского, Карельского, а после мая 1945-го — Первого Дальневосточного фронтов. Награждён орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу»* и др. «Каждый стих — судьбы веленье...»
После войны вышли сборники «Моя звезда» (1946 г.), «Солдаты» (1948), «Дороги, годы, города» (1949), посмертно изданы девять сборников стихов.
Жил Павел Николаевич Шубин в Москве. Умер в одночасье: остановка сердца.
На Чернавской земле ежегодно проводятся Шубинские праздники и в 1980 году установлен памятник.
_____________________________________
*Иногда испытывал судьбу: очевидцы рассказывали, как П. Шубин пошёл на минное поле... за малиной. Лошадь, увязавшуюся за ним, убило.
АПРЕЛЕВКА
В ту ночь
капели пели как —
Припомнить не смогу.
И станция Апрелевка
До самых крыш в снегу.
И дальних стрелок
киноварь —
Под красным фонарём —
Мне говорит:
опять январь,
Как прошлым январём;
И в инее акации,
И ночь идёт ко сну...
А я пришёл на станцию
Встречать свою Весну.
Она и в январе легка,
Летит в такую рань
На станцию Апрелевка
Со станции Любань.
* * *
Что в душу западает? — Не года.
Они пройдут, как облаков гряда,
Как по оврагам талая вода:
Безпамятно. Надолго. Навсегда.
Но, словно вспышку молнии в ночи,
Мы некий день пред всеми отличим
И, погрустнев, притихнем, замолчим:
В нём всё, чем жили, ставшее ничьим.
А мне всё чаще видится заря
Над полым яром — чашей янтаря,
И старый дом, как шлем богатыря,
В шиповнике, в султанах купыря.
Горела лампа. В тонкое стекло
С разлёту жук ударил тяжело
И замолчал. И в комнату втекло
Апрельской ночи мягкое тепло.
Две тучи, повстречавшись на ходу,
Зажгли над садом синюю звезду,
Запахло полем — первый раз в году,
И соловей загрохотал в саду.
Апрель, апрель! Начало вешних гроз,
И грустное, и милое до слёз...
Ночь. Березняк и пруд. И шорох лоз.
И девушка, одна, среди берёз.
Не здесь ли всё решилось? Не тогда ль
Открылась предо мной вся жизнь, вся даль,
Всё, с чем и жить, и умереть не жаль, —
Любовь моя, и радость, и печаль.
Я это чувство Родиной зову,
Оно — как жизнь, как сон мой наяву,
С любовью первой, с горлинкой во рву,
С литым дождём, упавшим на траву.
И каждый миг со мною вечер тот —
Далёкий, давний... Он всегда живёт,
Гудит жуком, черёмухой цветёт,
Апрельским ветром бродит у ворот,
Как некогда... В открытое окно
Плыл запах сада, острый, как вино,
И сердце билось, в небо влюблено,
И было это всё давно, давно!
ЛЕС ЗАПОВЕДНЫЙ
На затравевших берегах
Берёзы облик — рус,
И теплится в его ногах
Мерцанье тихих русл.
Ленивые плывут ручьи
Под соловьиный щёлк,
И ясен, хоть узор строчи,
Воды зелёный шёлк.
И вновь разглядывает лес
В ручьях своё лицо.
Ни тонкий звон рыбачьих лес,
Ни поиск выжлецов
Не нарушают ровный хор,
Зелёный шум вершин.
Идущий к птичьим гнёздам хорь
Не слышен за аршин,
Лишь иволга, литой парчой
Крыла
взрезая синь,
Жёлто-зелёною свечой
Мелькнёт в листве осин...
Сюда на день
От книг, от числ
Приди и лба не морщь —
И светлой мудрости учись
У заповедных рощ.
УТРЕННИЙ СВЕТ
В том городе, где жили мы с тобой,
К заборам ник подсолнечник рябой
И журавли, спеша на водопой,
Вплетались в сон предзорною трубой.
Потом скрипел на все лады обоз,
Ругал кобылу сонный водовоз,
И рыболов катился под откос,
Гремя ведром, седобород и бос.
А утро разгоралось всё смелей
В голубоватых кронах тополей,
И запах мёда долетал с полей
На крыльях ос и золотых шмелей.
Мы в сад входили. От незримых дел
Он, словно улей, целый день гудел:
Дрались жуки, за мухой стриж летел,
Шли муравьи войной в чужой предел.
Давным-давно, ветрами обнесён,
Замолк тот сад. Но, памятью спасён,
Как первый вздох,
Как звон струны сквозь сон,
В моей душе не умолкает он.
И, может быть, счастливый я такой,
Затем что где-то, за степной лукой,
Есть городок над тихою Окой,
Одетый в синий полевой покой.
10.11.1940,
Москва
ЗА МОСКВУ
Есть в этой бронзовой медали
Синь затемнённых фонарей
И отражённый в грозной дали
Огонь тяжёлых батарей.
И ярость та, что клокотала
В атаках русских штыковых,
Упрямый, чистый звон металла —
Как перестук сердец живых.
Она свидетельствует миру
О нашей доблести в бою...
Солдаты, дети, командиры —
В крови, у смерти на краю,
Забыв в дыму, в окопной глине,
Что сон бывает наяву, —
Мы безпощадный путь к Берлину
Открыли битвой за Москву.
1941
ПОЛМИГА
Нет,
Не до седин,
Не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить.
Прижаться к земле
И в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только
Вот эту гранату,
Злорадно поставить на взвод...
Всадить её,
Врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,
Чтоб стало в нём пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
...Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
3.08.1943,
юго-восточнее Мги
СОЛДАТ
Идёт на родину солдат...
На хуторе его
Из десяти саманных хат
Осталось две всего.
И в этих двух,
В последних двух,
Храпит немецкий пост,
И головёшек дым вокруг
Летит на много вёрст.
Вода в криницу не бежит:
В ней лошадь дохлая лежит;
Горит в железной печке сад...
Идёт на родину солдат...
Идёт,
И в памяти его —
Всё так, как он привык:
Коров, мотая головой,
Ведёт лобастый бык;
Садится солнце за ставком*,
Покой, покой в полях!
Парным полынным молоком
Вечерний пахнет шлях;
Мамаша-утка от лощин
Домой зовёт утят,
В черешнях розовых хрущи
До позднего гудят...
Хозяин заберёт тулуп —
И в сено, на поклеть;
И только ключ,
Звеня о сруб,
В кринице будет петь,
Да соловей проверит лад
На чистом серебре...
Идёт на родину солдат —
Не в мае, в декабре.
Звенит позёмка по кустам,
Дымится снежный прах,
И даль — темна,
И степь — пуста,
Лишь волки на буграх.
Но для солдата всё не так:
Звенит, звенит земля,
Вся степь в лазоревых цветах,
В метёлках ковыля.
Быков с рассвета обратать,
Подзакусить слегка,
Когда на стол поставит мать
Махотку каймака,
И — гайда в поле.
Длинен круг,
Ворочай за троих,
Не отрывая тяжких рук
От выгнутых чапиг:
Мать доглядит его ребят,
И двор его, и дом...
Идёт на родину солдат
И думает о том,
Что там, где стал он бородат,
Где юность шла его,
Из десяти саманных хат
Осталось две всего.
И в этих двух,
В последних двух,
Храпит немецкий пост;
Из них последних двух старух
Стащили на погост.
Им даже гроба не нашли,
А так — швырнули в грязь —
Лежат поверх родной земли,
Под снегом притаясь...
И четверо его ребят
Притихли с бабушкою в ряд.
И дом сожжён.
И срублен сад.
Идёт на родину солдат...
Ему дорогу заступив,
Встаёт до неба взрыв!
Немецкий снайпер бьёт в висок,
На землю валит танк,
Как вихрем поднятый песок,
Визжит свинец атак.
Огонь и дым. Но видит он
Сквозь дыма полосу
Родимый дом,
Родимый Дон,
Россию видит всю!
От Беломорья до Карпат —
Россию-мать,
Россию-сад,
Её тоскующий, живой,
Её зовущий взгляд.
И начинает понимать,
Что слово мать —
Не просто мать.
И чувствует солдат, что дом
Не там, где вербы над прудом,
Что и в длину и в ширину
Он больше всех хором,
Что стены дома — на Дону,
А двери — за Днепром,
И надо Одер перейти
Под рёвом непогод,
Чтоб в дом родной
Порог найти...
И он его найдёт!
Стучится смерть
Солдату в грудь
Чугунным кулаком.
Но жив солдат!
Солдат штыком
Прокладывает путь!
Бросает немец автомат —
Его глушит приклад.
Идёт на родину солдат,
Домой идёт солдат!
_______________
* С т а в о к — копаный пруд.
Идёт на родину солдат...
На хуторе его
Из десяти саманных хат
Осталось две всего.
И в этих двух,
В последних двух,
Храпит немецкий пост,
И головёшек дым вокруг
Летит на много вёрст.
Вода в криницу не бежит:
В ней лошадь дохлая лежит;
Горит в железной печке сад...
Идёт на родину солдат...
Идёт,
И в памяти его —
Всё так, как он привык:
Коров, мотая головой,
Ведёт лобастый бык;
Садится солнце за ставком*,
Покой, покой в полях!
Парным полынным молоком
Вечерний пахнет шлях;
Мамаша-утка от лощин
Домой зовёт утят,
В черешнях розовых хрущи
До позднего гудят...
Хозяин заберёт тулуп —
И в сено, на поклеть;
И только ключ,
Звеня о сруб,
В кринице будет петь,
Да соловей проверит лад
На чистом серебре...
Идёт на родину солдат —
Не в мае, в декабре.
Звенит позёмка по кустам,
Дымится снежный прах,
И даль — темна,
И степь — пуста,
Лишь волки на буграх.
Но для солдата всё не так:
Звенит, звенит земля,
Вся степь в лазоревых цветах,
В метёлках ковыля.
Быков с рассвета обратать,
Подзакусить слегка,
Когда на стол поставит мать
Махотку каймака,
И — гайда в поле.
Длинен круг,
Ворочай за троих,
Не отрывая тяжких рук
От выгнутых чапиг:
Мать доглядит его ребят,
И двор его, и дом...
Идёт на родину солдат
И думает о том,
Что там, где стал он бородат,
Где юность шла его,
Из десяти саманных хат
Осталось две всего.
И в этих двух,
В последних двух,
Храпит немецкий пост;
Из них последних двух старух
Стащили на погост.
Им даже гроба не нашли,
А так — швырнули в грязь —
Лежат поверх родной земли,
Под снегом притаясь...
И четверо его ребят
Притихли с бабушкою в ряд.
И дом сожжён.
И срублен сад.
Идёт на родину солдат...
Ему дорогу заступив,
Встаёт до неба взрыв!
Немецкий снайпер бьёт в висок,
На землю валит танк,
Как вихрем поднятый песок,
Визжит свинец атак.
Огонь и дым. Но видит он
Сквозь дыма полосу
Родимый дом,
Родимый Дон,
Россию видит всю!
От Беломорья до Карпат —
Россию-мать,
Россию-сад,
Её тоскующий, живой,
Её зовущий взгляд.
И начинает понимать,
Что слово мать —
Не просто мать.
И чувствует солдат, что дом
Не там, где вербы над прудом,
Что и в длину и в ширину
Он больше всех хором,
Что стены дома — на Дону,
А двери — за Днепром,
И надо Одер перейти
Под рёвом непогод,
Чтоб в дом родной
Порог найти...
И он его найдёт!
Стучится смерть
Солдату в грудь
Чугунным кулаком.
Но жив солдат!
Солдат штыком
Прокладывает путь!
Бросает немец автомат —
Его глушит приклад.
Идёт на родину солдат,
Домой идёт солдат!
_______________
* С т а в о к — копаный пруд.
* * *
Я не предмет воспоминаний,
Я — плоть и кровь, я — наяву,
Я исполнением желаний,
А не желаньями живу.
И если я в разлуке лютой
Три года тело ждал твоё,
То жизнь — вот эта вот минута,
Всё прочее — небытие.
21.04.1944,
Мурманские ворота
* * *
Окно затянуто парчой,
И смутным сном пурги
Сама зима через плечо
Глядит в мои стихи.
Как я шепчу, глухонемой,
Наедине с тоской,
С такой тоской, с такою тьмой,
С безсонницей такой!
Как медленно горит табак,
И никнет голова,
И остывают на губах
Неслышные слова.
Они, как мёртвая земля,
Как ночь, как вихри с крыш,
Взывают, всей тщетой моля,
Всей тишиной: услышь!
— Услышь! Я жив ещё пока!
Зачем мне быть травой,
Землёю, тленьем... Что — века,
Когда сейчас я — твой!
Умру — тебя не уступлю,
Не в песне — наяву,
Я так живу: пока люблю;
Люблю, пока живу!
20.12.1944,
Ярославль
* * *
Каждый вечер в дали одинокой
Кто-то пел, затихая на миг,
Каждый вечер на голос далёкий
Выходила ты в бусах цветных —
Молодой, золотой, синеокой —
Мимо розовых яблонь моих.
Где склонила черёмуха ветви
Над рекой, от луны голубой,
Кто-то самый счастливый на свете
До зари оставался с тобой...
Соловей горевал на рассвете
Над моей одинокой судьбой.
И не стало пути мне иного,
И не стало мне доли иной, —
Я коня заседлал вороного:
Выручай меня, друг вороной!
И тебе возле Дона ночного
Довелось повстречаться со мной.
Поклонился тебе я несмело,
Посадил на казачье седло,
Ничего ты сказать не посмела,
Только глянула в очи светло,
И полынная степь зашумела,
Тёплой мглою наш путь замело.
ВОЛХОВСКАЯ ЗАСТОЛЬНАЯ*
Вспомним о тех, кто неделями долгими
В мёрзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, дрался на Волхове,
Не отступал ни на шаг.
Вспомним о тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу.
Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулемётной пургой
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой.
После победы бойцы ленинградские
Сядут, кто жив, у стола.
Вспомнят, как русская сила солдатская
Немца за Тихвин гнала!
1942
___________________
* Во время войны стала песней. Музыка и обработка стихов народная.
Я не предмет воспоминаний,
Я — плоть и кровь, я — наяву,
Я исполнением желаний,
А не желаньями живу.
И если я в разлуке лютой
Три года тело ждал твоё,
То жизнь — вот эта вот минута,
Всё прочее — небытие.
21.04.1944,
Мурманские ворота
* * *
Окно затянуто парчой,
И смутным сном пурги
Сама зима через плечо
Глядит в мои стихи.
Как я шепчу, глухонемой,
Наедине с тоской,
С такой тоской, с такою тьмой,
С безсонницей такой!
Как медленно горит табак,
И никнет голова,
И остывают на губах
Неслышные слова.
Они, как мёртвая земля,
Как ночь, как вихри с крыш,
Взывают, всей тщетой моля,
Всей тишиной: услышь!
— Услышь! Я жив ещё пока!
Зачем мне быть травой,
Землёю, тленьем... Что — века,
Когда сейчас я — твой!
Умру — тебя не уступлю,
Не в песне — наяву,
Я так живу: пока люблю;
Люблю, пока живу!
20.12.1944,
Ярославль
* * *
Каждый вечер в дали одинокой
Кто-то пел, затихая на миг,
Каждый вечер на голос далёкий
Выходила ты в бусах цветных —
Молодой, золотой, синеокой —
Мимо розовых яблонь моих.
Где склонила черёмуха ветви
Над рекой, от луны голубой,
Кто-то самый счастливый на свете
До зари оставался с тобой...
Соловей горевал на рассвете
Над моей одинокой судьбой.
И не стало пути мне иного,
И не стало мне доли иной, —
Я коня заседлал вороного:
Выручай меня, друг вороной!
И тебе возле Дона ночного
Довелось повстречаться со мной.
Поклонился тебе я несмело,
Посадил на казачье седло,
Ничего ты сказать не посмела,
Только глянула в очи светло,
И полынная степь зашумела,
Тёплой мглою наш путь замело.
ВОЛХОВСКАЯ ЗАСТОЛЬНАЯ*
Вспомним о тех, кто неделями долгими
В мёрзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, дрался на Волхове,
Не отступал ни на шаг.
Вспомним о тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу.
Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулемётной пургой
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой.
После победы бойцы ленинградские
Сядут, кто жив, у стола.
Вспомнят, как русская сила солдатская
Немца за Тихвин гнала!
1942
___________________
* Во время войны стала песней. Музыка и обработка стихов народная.