Младший — десятый — из детей крестьян Алексея Алексеевича и Степаниды Ивановны Солоухиных, родился в селе Алепине Владимирской области. Стихи начал складывать в детстве.
После школы и техникума служил в охране Кремля (1942—1946 гг.). По окончании Литинститута (1951 г.) занимался журналистикой и литературой, стал одним из самых заметных носителей проступавшего русского самосознания...
Автор многих книг стихов, прозы, переводов (среди них — бурятский эпос «Гэсер», киргизский эпос «Манас»).
Лауреат Государственной премии РСФСР, польской премии им. Вл. Петшака, якутской — им. А. Кулаковского. Награждён орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, «Знак Почёта». В 1983–1984 гг. — Собрание сочинений в 4-х томах, следом — десятитомник.
В Австралии существует Общество любителей русской словесности им. В. Солоухина. В России не иссякает интерес к этому русскому поэту.
СТАРЫЕ ПЕСНИ
Нам прошлый мир убог и тесен,
Живём на новом рубеже.
И от запетых старых песен
Как бы оскомина уже.
Хоромы, кони вороные,
Отрада, сторож в терему
Не говорят, пожалуй, ныне
Уже ни сердцу, ни уму.
Смешны и гривы, и погони,
Кистень и посвист молодца...
Но ведь когда б и вправду — кони
И ты, бегущая с крыльца,
Когда б и вправду там за прялкой
Моей судьбы крутилась нить, —
Ужель какой-то сторож жалкий
Меня бы мог остановить?
И впрямь за ласки и за взоры,
Чтоб ты владела мной одна,
Ведь отдал бы я эти горы
И реки, полные вина!
ЧЕТА БЕЛЕЮЩИХ БЕРЁЗ
...и на холме средь жёлтой нивы
чету белеющих берёз.
М. Лермонтов
Куда ни вёл бы путь неблизкий,
К какому б дальнему огню,
Я в сердце образ материнский,
Я образ родины храню.
Храню светло и молчаливо
Её от трав до самых звёзд...
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
Лежит она в лесах и пашнях,
Меж океанов и морей.
Я провожаю день вчерашний
И новый день встречаю с ней.
Встречаю сердцем, словно диво,
И снег, и майский грохот гроз...
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
Её проезжие дороги,
Её большие города.
И слёзы мамы на пороге,
И тяжесть ратного труда.
В сыновьем сердце терпеливо
Я сквозь огонь жестокий нёс
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
Нас разлучить никто не может,
Уйду с земли — встречай, земля.
Пускай другой, на полке лёжа,
Глядит в российские поля,
Пускай увидит он счастливо
Родной простор под стук колёс...
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
СОСНА
Я к ночи из лесу не вышел,
Проколобродив целый день.
Уж, как вода, всё выше, выше
Деревья затопляла тень.
Янтарь стволов и зелень хвои —
Всё чёрным сделалось теперь.
В лесу притихло всё живое.
И стал я чуток, словно зверь.
И наверху, над мглою этой,
Перерастя весь лес, одна,
В луче заката, в бликах света
Горела яркая сосна.
И было ей доступно, древней,
Всё, что не видел я с земли:
И сам закат, и дым деревни,
И сталь озёрная вдали.
НАСТАЛА ОЧЕРЕДЬ МОЯ
Когда Россию захватили
И на растленье обрекли,
Не все России изменили,
Не все в предатели пошли.
И забивались тюрьмы теми,
В ком были живы долг и честь.
Их поглощали мрак и темень,
Им ни числа, ни меры несть.
Стреляли гордых, добрых, честных,
Чтоб, захватив, упрочить власть.
В глухих подвалах повсеместно
Кровища русская лилась.
Всё для захватчиков годилось –
Враньё газет, обман, подлог.
Когда бы раньше я родился,
И я б тогда погибнуть мог.
Когда, вселяя тень надежды,
Наперевес неся штыки,
В почти сияющих одеждах
Шли Белой гвардии полки,
А пулемёты их косили,
И кровь хлестала, как вода, –
Я мог погибнуть за Россию.
Но не было меня тогда.
Когда (ах, просто как и мудро)
И день и ночь, и ночь и день
Крестьян везли в тайгу и тундру
Из всех российских деревень,
От всех черёмух, лип и клёнов,
От речек, льющихся светло,
Чтобы пятнадцать миллионов
Крестьян российских полегло,
Когда, чтоб кость народу кинуть,
Назвали это «перегиб»,
Я – русский мальчик – мог погибнуть.
И лишь случайно не погиб.
Я тот, кто, как ни странно, вышел
Почти сухим из кутерьмы,
Кто уцелел, остался, выжил
Без лагерей и без тюрьмы.
Что ж, вспоминать ли нам под вечер,
В передзакатный этот час,
Как, души русские калеча,
Подонков делали из нас?
Иль, противостоя железу
И мраку противостоя,
Осознавать светло и трезво:
Приходит очередь моя.
Как волку, вырваться из круга,
Ни чувств, ни мыслей не тая.
Прости меня, моя подруга,
Настала очередь моя.
Я поднимаюсь, как на бруствер,
На фоне трусов и хамья.
Не надо слёз, не надо грусти –
Сегодня очередь моя!
Постскриптум___________________________________
...Легендарная личность в плане безчисленных «мифов» — Владимир Солоухин. Наверное, это связано с двумя причинами: во-первых, большой талант его, что вызывает к нему особый интерес, а во-вторых, яркая народность, колоритный язык, характер... Особенно смешно на фоне этого выглядела не очень удачная, по-моему, попытка его одно время приобщиться к манере Вознесенского, к так называемым «авангардистам». Так, когда Н. Старшинов, встретив его где- то, попросил у него стихи для альманаха «Поэзия», он ответил, как всегда сильно нажимая на свое владимирское «о»: «Да вы не напечатаете их, я ведь сейчас мОдерн пишу, мОдерн!..».
Рассказывают, что кто-то попросил у него в долг солидную сумму, пообещав «железно» вернуть деньги в назначенный срок. Владимир Алексеевич тут же достал деньги и дал просителю со словами: «Только ты уж обязательно возврати, как обещаешь, не тОми!..».
...Идёт как-то Солоухин — грустный, мрачный, лица на нём нет. Спрашивают его: «Что это вы, Владимир Алексеевич, невесёлый такой, может, неприятности у Вас или заболели?» — «Да нет, — отвечает, — нет никаких неприятностей, да и на здоровье не жалуюсь...» — «Может, дома что, жить негде?» — «Ну, как же — есть у меня и квартира отличная в Москве, и дачка, и дом на Владимирщине...» — «Может, машина испортилась?..» — «Да нет, машина ходит, всё хорошо...» — «Так отчего Вы так мрачны тогда?» — «Да народ плохо живёт!..» — вздыхает Солоухин.
* Цит. по изданию: Литературный перекрёсток. М., 1991. С. 155–156.
* * *
В. А. Солоухин — один из главных инициаторов возрождения Храма Христа Спасителя. Там и отпевал его Патриарх Всея Руси Алексий II.
После школы и техникума служил в охране Кремля (1942—1946 гг.). По окончании Литинститута (1951 г.) занимался журналистикой и литературой, стал одним из самых заметных носителей проступавшего русского самосознания...
Автор многих книг стихов, прозы, переводов (среди них — бурятский эпос «Гэсер», киргизский эпос «Манас»).
Лауреат Государственной премии РСФСР, польской премии им. Вл. Петшака, якутской — им. А. Кулаковского. Награждён орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, «Знак Почёта». В 1983–1984 гг. — Собрание сочинений в 4-х томах, следом — десятитомник.
В Австралии существует Общество любителей русской словесности им. В. Солоухина. В России не иссякает интерес к этому русскому поэту.
СТАРЫЕ ПЕСНИ
Нам прошлый мир убог и тесен,
Живём на новом рубеже.
И от запетых старых песен
Как бы оскомина уже.
Хоромы, кони вороные,
Отрада, сторож в терему
Не говорят, пожалуй, ныне
Уже ни сердцу, ни уму.
Смешны и гривы, и погони,
Кистень и посвист молодца...
Но ведь когда б и вправду — кони
И ты, бегущая с крыльца,
Когда б и вправду там за прялкой
Моей судьбы крутилась нить, —
Ужель какой-то сторож жалкий
Меня бы мог остановить?
И впрямь за ласки и за взоры,
Чтоб ты владела мной одна,
Ведь отдал бы я эти горы
И реки, полные вина!
ЧЕТА БЕЛЕЮЩИХ БЕРЁЗ
...и на холме средь жёлтой нивы
чету белеющих берёз.
М. Лермонтов
Куда ни вёл бы путь неблизкий,
К какому б дальнему огню,
Я в сердце образ материнский,
Я образ родины храню.
Храню светло и молчаливо
Её от трав до самых звёзд...
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
Лежит она в лесах и пашнях,
Меж океанов и морей.
Я провожаю день вчерашний
И новый день встречаю с ней.
Встречаю сердцем, словно диво,
И снег, и майский грохот гроз...
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
Её проезжие дороги,
Её большие города.
И слёзы мамы на пороге,
И тяжесть ратного труда.
В сыновьем сердце терпеливо
Я сквозь огонь жестокий нёс
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
Нас разлучить никто не может,
Уйду с земли — встречай, земля.
Пускай другой, на полке лёжа,
Глядит в российские поля,
Пускай увидит он счастливо
Родной простор под стук колёс...
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз.
СОСНА
Я к ночи из лесу не вышел,
Проколобродив целый день.
Уж, как вода, всё выше, выше
Деревья затопляла тень.
Янтарь стволов и зелень хвои —
Всё чёрным сделалось теперь.
В лесу притихло всё живое.
И стал я чуток, словно зверь.
И наверху, над мглою этой,
Перерастя весь лес, одна,
В луче заката, в бликах света
Горела яркая сосна.
И было ей доступно, древней,
Всё, что не видел я с земли:
И сам закат, и дым деревни,
И сталь озёрная вдали.
НАСТАЛА ОЧЕРЕДЬ МОЯ
Когда Россию захватили
И на растленье обрекли,
Не все России изменили,
Не все в предатели пошли.
И забивались тюрьмы теми,
В ком были живы долг и честь.
Их поглощали мрак и темень,
Им ни числа, ни меры несть.
Стреляли гордых, добрых, честных,
Чтоб, захватив, упрочить власть.
В глухих подвалах повсеместно
Кровища русская лилась.
Всё для захватчиков годилось –
Враньё газет, обман, подлог.
Когда бы раньше я родился,
И я б тогда погибнуть мог.
Когда, вселяя тень надежды,
Наперевес неся штыки,
В почти сияющих одеждах
Шли Белой гвардии полки,
А пулемёты их косили,
И кровь хлестала, как вода, –
Я мог погибнуть за Россию.
Но не было меня тогда.
Когда (ах, просто как и мудро)
И день и ночь, и ночь и день
Крестьян везли в тайгу и тундру
Из всех российских деревень,
От всех черёмух, лип и клёнов,
От речек, льющихся светло,
Чтобы пятнадцать миллионов
Крестьян российских полегло,
Когда, чтоб кость народу кинуть,
Назвали это «перегиб»,
Я – русский мальчик – мог погибнуть.
И лишь случайно не погиб.
Я тот, кто, как ни странно, вышел
Почти сухим из кутерьмы,
Кто уцелел, остался, выжил
Без лагерей и без тюрьмы.
Что ж, вспоминать ли нам под вечер,
В передзакатный этот час,
Как, души русские калеча,
Подонков делали из нас?
Иль, противостоя железу
И мраку противостоя,
Осознавать светло и трезво:
Приходит очередь моя.
Как волку, вырваться из круга,
Ни чувств, ни мыслей не тая.
Прости меня, моя подруга,
Настала очередь моя.
Я поднимаюсь, как на бруствер,
На фоне трусов и хамья.
Не надо слёз, не надо грусти –
Сегодня очередь моя!
Постскриптум___________________________________
...Легендарная личность в плане безчисленных «мифов» — Владимир Солоухин. Наверное, это связано с двумя причинами: во-первых, большой талант его, что вызывает к нему особый интерес, а во-вторых, яркая народность, колоритный язык, характер... Особенно смешно на фоне этого выглядела не очень удачная, по-моему, попытка его одно время приобщиться к манере Вознесенского, к так называемым «авангардистам». Так, когда Н. Старшинов, встретив его где- то, попросил у него стихи для альманаха «Поэзия», он ответил, как всегда сильно нажимая на свое владимирское «о»: «Да вы не напечатаете их, я ведь сейчас мОдерн пишу, мОдерн!..».
Рассказывают, что кто-то попросил у него в долг солидную сумму, пообещав «железно» вернуть деньги в назначенный срок. Владимир Алексеевич тут же достал деньги и дал просителю со словами: «Только ты уж обязательно возврати, как обещаешь, не тОми!..».
...Идёт как-то Солоухин — грустный, мрачный, лица на нём нет. Спрашивают его: «Что это вы, Владимир Алексеевич, невесёлый такой, может, неприятности у Вас или заболели?» — «Да нет, — отвечает, — нет никаких неприятностей, да и на здоровье не жалуюсь...» — «Может, дома что, жить негде?» — «Ну, как же — есть у меня и квартира отличная в Москве, и дачка, и дом на Владимирщине...» — «Может, машина испортилась?..» — «Да нет, машина ходит, всё хорошо...» — «Так отчего Вы так мрачны тогда?» — «Да народ плохо живёт!..» — вздыхает Солоухин.
Г. Красников. «Антимемуары». (Литературный анекдот.)*
_________________________________* Цит. по изданию: Литературный перекрёсток. М., 1991. С. 155–156.
* * *
В. А. Солоухин — один из главных инициаторов возрождения Храма Христа Спасителя. Там и отпевал его Патриарх Всея Руси Алексий II.