Мы отмечаем (и будем отмечать до февраля следующего года) 75-летие Сталинградской битвы. Великая дата отечественной и мировой истории. Однако, что это значит ‒ отметить её? Поставить галочку или даже несколько в календаре?
Вот так совпало, что именно 19 ноября, в один из самых знаменательных дней огненного календаря той судьбоносной битвы, когда 75 лет назад на Волге началось контр-наступление советских войск, в германской столице городе Берлине выступил русский школьник. Уполномоченный и подготовленный, конечно же, вполне взрослыми дядями и тётями, он выразил сочувствие немецким солдатам, оказавшимся, по его выражению, в «так называемом Сталинградском котле», перенесшим «немыслимые страдания» в советском плену и «невинно погибшим».
В общем, дата памятная волею инструкторов была отмечена весьма своеобразно. Получилось, что и не нужно было никакого советского контрнаступления, а тем более «котла», то есть окружения немецко-фашистских войск и пленения захватчиков. Гуляли бы они и дальше по нашей земле, устанавливая свой «новый порядок»...
Да, что нас ждало при их «порядке?
Слово ‒ поэту-фронтовику Сергею Наровчатову, одному из тех бойцов, которые воистину неимоверным подвигом повернули вспять гитлеровское нашествие:
Я проходил, скрипя зубами,
Мимо сожженных сел, казненных городов
По горестной, по русской, по родимой,
Завещанной от дедов и отцов.
Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях...
Я слушал это на вечере в городе Москве, посвящённом 75-летию начала нашего наступления под Сталинградом. А потом не раз мне приходило в голову: если бы тогда школьник из Нового Уренгоя Николай Десятниченко был не в германской столице, а на том потрясающем вечере, рядом со мной, неужто сердце его не дрогнуло бы? И сказал бы я ему, что на одной лишь Смоленщине сожгли оккупанты более 5000 сел и деревень, из них около 300 вместе с местными жителями ‒ стариками, женщинами и малыми детьми.
Вот против чего была Сталинградская битва. Против уничтожения нас как народа и превращения оставшихся в рабов. Вот почему девизом нашим стало: «Кровь за кровь, смерть за смерть!» И вот почему все люди в мире, кому дорога была справедливость, так искренне приветствовали Сталинградскую победу.
Погодите, товарищи: но ведь сегодня у нас нет города с таким названием ‒ Сталинград. Оно просто стёрто с карты нашей страны и мира. Это что? Это как? Праздновать очередной Сталинградский юбилей опять в Волгограде?
Для участников того величайшего исторического сражения, ушедших и ещё живых, не было и нет более насущной, более острой и болезненной проблемы, чем необходимость возвращения прославленному городу-герою имени Сталинграда.
Я слышу это чуть не каждый день от военного связиста Игоря Григорьевича Гребцова, готовящегося к своему 95-летию. Слышу от фронтовой медсестры Марии Михайловны Рохлиной, встретившей недавно 93-й день рождения. И Алексей Шахов, достойный внук генерала-сталинградца В. А. Грекова, публикующий сейчас в «Правде» очень интересный материал по воспоминаниям и другим документам деда, считает эту проблему важнейшей.
Собственно, тема вечера в Центральном Доме журналиста, про который сегодня я хочу рассказать, тоже продиктована была, наряду со многим другим, и вопросом об имени города-героя. Не случайно инициатор и организатор вечера Александр Николаевич Васин-Макаров назвал его так: «Сталин. Сталинский большевизм. Сталинград».
Об этом человеке, удивительно талантливом, мне уже доводилось писать. Одаренность его разнообразна. По профессии преподаватель математики, Александр Николаевич также незаурядный поэт, композитор, певец, глубокий исследователь творчества М. Ю. Лермонтова и автор ряда книг о нём, составитель и издатель «Антологии русского лиризма. ХХ век» в трех томах...
Но главным делом его жизни с труднейшего 1992-го стало создание Литературно-музыкальной студии народной культуры и руководство ею. Более пятидесяти таких же подвижников, всей душой преданных родной культуре и готовых самоотверженно служить ей, объединил он вокруг себя. Это учителя и врачи, учёные и лётчики гражданской авиации, работники МЧС и военные.
Кто-нибудь может спросить: а при чём здесь Сталинград? Секрет в том, что руководитель студии ‒ человек сверхзадачи. Eму мало, например, подготовить хороший вечер и выступить с ним. Вместе со своими соратниками он ищет способы особого контакта с залом, чтобы эмоционально захватить слушателей и в то же время побудить их думать, размышлять. Отсюда роль ведущего, которую всё чаще берет на себя сам руководитель студии. Отсюда и выбор тем.
Так, 6 декабря прошлого года здесь же, в Доме журналиста, они провели вечер в честь 75-й годовщины наступления Красной Армии под Москвой. Не только и не столько чтобы поздравить своих современников, а вот помочь им осознать и прочувствовать значимость происшедшего в те давние дни.
Не менее важно это, если учесть навал фальсификаций, и для темы Сталинграда.
Мне рассказали, что к этому вечеру Александр Николаевич начал готовиться ещё летом. В результате родилось даже нечто вроде вступительного доклада, который получился, правда, весьма спорным: работу стоит продолжить. Зато огромная масса стихов, песен, документального материала (дневники, воспоминания, письма и т.д.), пропущенная сквозь душу и давшая возможность богатейшего отбора, помогла составить компози-цию необыкновенной силы. И она, исполненная студийцами на высшем уровне, перенесла зал туда, в 1942 год, когда сверхъестественным всенародным напряжением Советская страна спасала человечество от страшной угрозы.
Понять и прочувствовать истоки нашей Великой Победы можно по-настоящему лишь через живое ощущение той всенародности, которое помним мы, «дети войны», однако, увы, ставшее некоей абстракцией для многих из последующих поколений. Коллектив Александра Васина-Макарова ощущение времени трепетно возрождает.
Сталинград в его композиции ‒ это вся страна и люди в ней, от мала до велика, соединённые общим горем и единой целью. И это роковой 1942-й.
Вот совсем маленький мальчик морозной зимой где-то в далекой сибирской деревне. Eго чувства пронзительно переданы в мало известном стихотворении «Холода», написанном много лет спустя геологом Владимиром Павлиновым по детским впечатлениям. Умеет же Александр Николаевич разыскать такие стихи, положить их на музыку, да ещё так исполнить, как, мне кажется, только ему дано:
Дымятся снежные холмы,
и ночи нет конца.
Эвакуированные мы,
и нет у нас отца.
Ах, мама! Ты едва жива,
Не стой на холоду...
Какая долгая зима
в сорок втором году!
Да, это детское горе, детский плач, как определяет жанр автор музыки. Но! Будем слушать мальчика дальше:
Забыл я дом счастливый наш,
тепло и тишину.
Я брал двухцветный карандаш
и рисовал войну.
Шли танки красные вперёд
под ливнем красных стрел,
Вниз падал чёрный самолёт,
И чёрный танк горел...
От сверстников того мальчика повторю снова и снова: именно так было. Наши рисунки, письма и пожелания, шедшие на фронт, даже вместе с нашим трудом в колхозе, где мы старались изо всех своих силёнок, не могли, конечно, сломить страшного врага. Но что-то действенное, надеюсь, и от нас передавалось фронту.
А уж от тех, кто был постарше... Стихи двух ровесников, 1927 года рождения, Анатолия Головкова и Валентина Павлова, положенные на музыку Александром Васиным и студийцем Фёдором Романовым, прозвучали на вечере тоже как почти никому не известные, но абсолютно необходимые.
Оба будущих автора в 14 лет пошли работать на оборону ‒ в цеха, где, по выражению ставшей знаменитым поэтом Людмилы Татьяничевой, «из гнева плавился металл, а слёзы превращались в порох». И Валентин Павлов напишет потом стихотворение «Подростки»:
Мы остались низкорослыми ‒
Было не с чего расти,
А работали, как взрослые,
Только ели не ахти.
Под гвардейскими знаменами
Не громили мы врагов,
Но снаряды эшелонами
Слали фронту со станков.
Мы остались низкорослыми:
Что поделаешь ‒ война.
Но громила в годы грозные
Вражьи полчища страна.
Вы единство автора со всей страной чувствуете? А сверстник его, Анатолий Головков, отработав на оборонном заводе, добился, чтоб добровольцем взяли на фронт, и дошёл до Берлина. Почему добивался? Ответ ‒ в стихах, ставших песней:
Бедой захлестнута страна,
Пылит на марше рота.
Легла на плечи мне война
Стволом от миномета.
Страна, захлестнутая бедой.
Она позвала и призвала.
А теперь послушаем врагов, незваными явившихся на нашу землю. Поучительно. Стоит всем в мире напомнить, у кого память отказывает. Спасибо Васину и его соратникам за внушительный подбор.
Из дневника рядового 295-й пехотной дивизии Эриха Отто.
5 сентября 1942 года.
Утром был потрясён прекрасным зрелищем: впервые сквозь огонь и дым я увидел Волгу, спокойно и величаво текущую в своем русле. Почему русские упёрлись на этом берегу? Неужели они думают воевать на самой кромке? Это же безумие.
Начало ноября 1942 года.
Сегодня получил письмо от жены. Дома надеются, что мы к Рождеству вернёмся в Германию, и уверены, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Этот город превратил нас в толпу безчувственных мертвецов. Сталинград ‒ это ад. Каждый божий день атакуем и, если утром продвигаемся на 20 метров вперед, вечером нас отбрасывают назад.
25 ноября 1942 года.
Почти два месяца мы штурмовали один-единственный дом. Да напрасно штурмовали! Никто из нас не вернётся в Германию, если только не произойдёт чуда. А в чудеса я больше не верю. Время перешло на сторону русских.
* * *
Eсли бы вы имели представление о том, как быстро растёт лес крестов! Каждый день погибает много солдат, и часто думаешь: когда придет твоя очередь? Старых солдат почти совсем не осталось. Совершенно ясно, что положение наше весьма неблагоприятно, и кто знает, что принесёт зима. Во всяком случае, ничего хорошего. Потеряв давно собственную волю, мы, как бараны, терпеливо подчиняемся ходу событий.
* * *
У русских невероятное количество проклятых минометов, их выстрела не слышишь; вдруг разрыв ‒ и осколки летят уже во все стороны. А затем их «оргáн», нечто вроде нашего шестиствольного миномета, но только он куда сильнее действует на нервы. Мне уже приходилось видеть раненых, в которых попало 30 и больше осколков. Кто не слышал «органа» и не стоял под его огнем, тот не знает России.
Надо заметить: то, что фашистский ефрейтор называет русским «оргáном», ‒ это наша знаменитая и любимая «катюша». Прославленный гвардейский миномёт, сыгравший колоссальную роль в Сталинградской битве. Так что недаром одноименную песню Михаила Исаковского и Матвея Блантера о девушке по имени Катюша, написанную до войны, Дмитрий Хворостовский постоянно включал в свой цикл военных песен. И на этом сталинградском вечере студии Александра Васина очень кстати она прозвучала. Как всегда, в изумительном исполнении.
Сталинград ‒ это столкновение не только противостоявших армий, но и двух диаметрально противоположных идеологий. Сегодня наследники тех разгромленных завоевателей пытаются всё перевернуть с ног на голову. Но есть масса документальных свидетельств, что нас считали «расово неполноценными», а потому подлежавшими уничтожению. И это нынче тоже важно услышать.
Вот эсэсовская газета «Das Schwarze Korps» («Чёрный корпус») посвятила этому вопросу свою передовицу в номере от 29 октября 1942 года, выдержки из которой звучат на сталинградском вечере. Статья начиналась с оценки боевого духа советских войск: «Большевики атакуют до полного истощения и обороняются до физического уничтожения последнего человека и последнего патрона. [...] Каждый солдат сражается порой даже тогда, когда он по человеческим понятиям больше не может сражаться». Всё, что солдаты вермахта испытали во время кампаний в Eвропе и Северной Африке, выглядело «детской игрой в сравнении со стихией войны на Востоке». Газета объясняла это различие расовыми и биологическими законами: советские солдаты, говорилось в статье, принадлежат к другому «виду»: они происходят от «стоящего ниже, тупого человеческого типа», который не в состоянии «познать смысл жизни и ценить жизнь». Из-за этого дефицита человеческих качеств, по мнению автора передовицы, красноармейцы и проявляли в бою та-кое презрение к смерти, которое чуждо европейцу, стоящему выше в культурном отношении. В заключение описывалось, какую угрозу для Eвропы несёт «необузданная сила неполноценных людей».
Так представляли русских, советских фашисты. Но кто оказался духовно сильнее? Весь этот вечер, посвящённый Сталинградской битве, был проникнут советскими песнями, созданными в годы войны. Звучали «Тёмная ночь» и «Синий платочек», «На позиции девушка…» и «Давно мы дома не были…», «Волховская» и «Ах, туманы мои, растуманы…».
Таких прекрасных, душевных лирических песен у фашистов не было и не могло быть, а ведь эти песни умножали силы наших бойцов неисчислимо. Как и частушки, сочинявшиеся подчас прямо в окопах. Васин к вечеру их тоже подобрал:
Гады, жгите, гады, грабьте,
Нас ничем не запугать.
Как своих ушей собаке,
Вам России не видать.
Бредил Гитлер наяву:
«В десять дней возьму Москву».
А мы встали поперёк:
«Ты Берлин бы поберёг!»
Слушая эту частушку, я вспомнил строки из песни, которая была написана в самый трудный момент битвы за Москву:
И по улицам Берлина
Флаг советский пронесём.
Казалось бы, до того ли, когда враг у стен советской столицы. Но ведь и в самом деле: пронесли же советский красный флаг по улицам Берлина, подняли его на рейхстаг!
Очень тронули строки воспоминаний одного из лучших гармонистов России уральца Александра Петровича Устьянцева, который во время войны был ещё дошкольником:
«Самые яркие воспоминания детства ‒ это, конечно, военные годы. Отец ушёл на фронт в 1942-м. Я очень тосковал и стал просить маму купить гармонь. И мама обменяла три ведра картошки на гармошку. С тех пор и играю.
На всю жизнь запомнил, как собирались женщины после работы по вечерам на по-сиделки. Новостями с фронта обменивались: считай, вся мужская половина деревни с фашистами воевала. Мама вечером гармонь под мышку, меня за воротник ‒ и с собой. Спать хочется, ребёнок же, но играл. А тут и похоронки, и слёзы, и песни...»
Нужны ли к этому комментарии, что значили песни и музыка не только на фронте, но и в тылу?
Существенный факт: ещё до Сталинградской битвы, в январе 1942-го, по решению ЦК ВКП(б) при Академии наук Советского Союза была создана Комиссия по истории Великой Отечественной войны. Значение происходившего в Сталинграде, разумеется, было ясно, и всё-таки я поразился, что представители той комиссии начали записывать воспоминания некоторых участников битвы прямо, как говорится, по горячим следам.
Например, беседа с генерал-лейтенантом Василием Ивановичем Чуйковым, командующим 62-й армией (будущей 8-й гвардейской), состоялась 5 января 1943 года, когда до завершения сталинградских боев оставался ещё почти месяц. И вот что мы услышали на вечере от прославленного полководца:
«Самый ужасный момент в обороне Сталинграда был после выступления Гитлера, когда Риббентроп и другие объявили, что Сталинград будет и должен быть взят 14 октября. Он (немец. ‒ ред.) пять дней готовился. Это мы чувствовали, знали, что он подвёл свежие танковые дивизии, сосредоточил на участке двух километров новые дивизии, и до этого он утюжил так самолётами и артиллерией, что дышать невозможно было. Вот мы сидели в балке. Он нас бомбил, расстреливал, жечь начал, знал, что там командный пункт армии. Там было штук 8 бензобаков. Всё это разлилось. У начальника артиллерии по блиндажу нефть полилась. Всё вспыхивает, и Волга на километр горит по берегу.
Три дня был сплошной пожар. Мы боялись задохнуться, угореть, придёт и живыми заберёт. Перескочили на другой КП, ближе к его главному удару. Там держались. Мы знали, что лишний метр связи грозит частыми обрывами от бомбёжки. Самое преступное, самое опасное для командира, особенно большого, когда он теряет управление и связь. Мы больше всего этого боялись ‒ не потерять управления войсками. Пусть я ему резерва не дам, но достаточно мне взять трубку и поговорить как следует, уже этого достаточно.
Я много в жизни пережил бомбёжек, артиллерийских подготовок и пр., но 14-е число у меня останется в памяти. Отдельных разрывов не слышно, самолётов никто не считает, но главное, выходишь из блиндажа и в 5 метрах ничего не видишь, все покрыто гарью, пылью, дымом. Таким было 14 октября 1942 года».
Как известно, Маршал Советского Союза В. И. Чуйков уже после войны, по его предсмертному завещанию, был похоронен в Сталинграде ‒ на легендарном Мамаевом кургане. А на вечере, о котором пишу, был такой интересный момент. Ведущий, то есть Александр Николаевич Васин-Макаров, надев пилотку, сообщил, что, призванный более полувека назад в Советскую Армию, он служил в той самой 8-й гвардейской, которой когда-то командовал Чуйков.
Было это в Группе советских войск в Германии. На аэродром в Эрфурте привезли овеянное славой армейское Сталинградское знамя.
Мы знамя свое целовали.
Я тоже его целовал.
Мы тихо присягу давали.
Я тихо присягу давал.
Когда-то я уже писал, что руководитель этой необычной студии народной культуры хорошо знает и помнит свои родовые корни. Двойная фамилия Васин-Макаров ‒ это для того, чтобы рядом в ней были отец и мать. А они познакомились на фронте, там и поженились. Воевал и погиб в 1942-м под Калугой брат отца ‒ Александр Александрович Васин. Прошёл Первую мировую, Гражданскую и Великую Отечественную дед Иван Макаров ‒ красный донской казак, получивший в награду шашку от самого Будённого.
Вспоминая всё это, опять думаю о том, как мы должны отмечать даты, значащие для нас очень много. Ни в коем случае не формально! Отмечать надо душой и сердцем, как дружина Александра Васина-Макарова. Eсли наш Сталинград будет в сердце у нас, он быстрее вернётся и на карту географическую. А он обязательно должен вернуться!
Вот так совпало, что именно 19 ноября, в один из самых знаменательных дней огненного календаря той судьбоносной битвы, когда 75 лет назад на Волге началось контр-наступление советских войск, в германской столице городе Берлине выступил русский школьник. Уполномоченный и подготовленный, конечно же, вполне взрослыми дядями и тётями, он выразил сочувствие немецким солдатам, оказавшимся, по его выражению, в «так называемом Сталинградском котле», перенесшим «немыслимые страдания» в советском плену и «невинно погибшим».
В общем, дата памятная волею инструкторов была отмечена весьма своеобразно. Получилось, что и не нужно было никакого советского контрнаступления, а тем более «котла», то есть окружения немецко-фашистских войск и пленения захватчиков. Гуляли бы они и дальше по нашей земле, устанавливая свой «новый порядок»...
А что несли нам те «невинно убиенные»?
Да, что нас ждало при их «порядке?
Слово ‒ поэту-фронтовику Сергею Наровчатову, одному из тех бойцов, которые воистину неимоверным подвигом повернули вспять гитлеровское нашествие:
Я проходил, скрипя зубами,
Мимо сожженных сел, казненных городов
По горестной, по русской, по родимой,
Завещанной от дедов и отцов.
Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях...
Я слушал это на вечере в городе Москве, посвящённом 75-летию начала нашего наступления под Сталинградом. А потом не раз мне приходило в голову: если бы тогда школьник из Нового Уренгоя Николай Десятниченко был не в германской столице, а на том потрясающем вечере, рядом со мной, неужто сердце его не дрогнуло бы? И сказал бы я ему, что на одной лишь Смоленщине сожгли оккупанты более 5000 сел и деревень, из них около 300 вместе с местными жителями ‒ стариками, женщинами и малыми детьми.
Вот против чего была Сталинградская битва. Против уничтожения нас как народа и превращения оставшихся в рабов. Вот почему девизом нашим стало: «Кровь за кровь, смерть за смерть!» И вот почему все люди в мире, кому дорога была справедливость, так искренне приветствовали Сталинградскую победу.
Город славы под псевдонимом
Погодите, товарищи: но ведь сегодня у нас нет города с таким названием ‒ Сталинград. Оно просто стёрто с карты нашей страны и мира. Это что? Это как? Праздновать очередной Сталинградский юбилей опять в Волгограде?
Для участников того величайшего исторического сражения, ушедших и ещё живых, не было и нет более насущной, более острой и болезненной проблемы, чем необходимость возвращения прославленному городу-герою имени Сталинграда.
Я слышу это чуть не каждый день от военного связиста Игоря Григорьевича Гребцова, готовящегося к своему 95-летию. Слышу от фронтовой медсестры Марии Михайловны Рохлиной, встретившей недавно 93-й день рождения. И Алексей Шахов, достойный внук генерала-сталинградца В. А. Грекова, публикующий сейчас в «Правде» очень интересный материал по воспоминаниям и другим документам деда, считает эту проблему важнейшей.
Собственно, тема вечера в Центральном Доме журналиста, про который сегодня я хочу рассказать, тоже продиктована была, наряду со многим другим, и вопросом об имени города-героя. Не случайно инициатор и организатор вечера Александр Николаевич Васин-Макаров назвал его так: «Сталин. Сталинский большевизм. Сталинград».
Во имя памяти
Об этом человеке, удивительно талантливом, мне уже доводилось писать. Одаренность его разнообразна. По профессии преподаватель математики, Александр Николаевич также незаурядный поэт, композитор, певец, глубокий исследователь творчества М. Ю. Лермонтова и автор ряда книг о нём, составитель и издатель «Антологии русского лиризма. ХХ век» в трех томах...
Но главным делом его жизни с труднейшего 1992-го стало создание Литературно-музыкальной студии народной культуры и руководство ею. Более пятидесяти таких же подвижников, всей душой преданных родной культуре и готовых самоотверженно служить ей, объединил он вокруг себя. Это учителя и врачи, учёные и лётчики гражданской авиации, работники МЧС и военные.
Кто-нибудь может спросить: а при чём здесь Сталинград? Секрет в том, что руководитель студии ‒ человек сверхзадачи. Eму мало, например, подготовить хороший вечер и выступить с ним. Вместе со своими соратниками он ищет способы особого контакта с залом, чтобы эмоционально захватить слушателей и в то же время побудить их думать, размышлять. Отсюда роль ведущего, которую всё чаще берет на себя сам руководитель студии. Отсюда и выбор тем.
Так, 6 декабря прошлого года здесь же, в Доме журналиста, они провели вечер в честь 75-й годовщины наступления Красной Армии под Москвой. Не только и не столько чтобы поздравить своих современников, а вот помочь им осознать и прочувствовать значимость происшедшего в те давние дни.
Не менее важно это, если учесть навал фальсификаций, и для темы Сталинграда.
Мне рассказали, что к этому вечеру Александр Николаевич начал готовиться ещё летом. В результате родилось даже нечто вроде вступительного доклада, который получился, правда, весьма спорным: работу стоит продолжить. Зато огромная масса стихов, песен, документального материала (дневники, воспоминания, письма и т.д.), пропущенная сквозь душу и давшая возможность богатейшего отбора, помогла составить компози-цию необыкновенной силы. И она, исполненная студийцами на высшем уровне, перенесла зал туда, в 1942 год, когда сверхъестественным всенародным напряжением Советская страна спасала человечество от страшной угрозы.
Всенародность начиналась с мальчишек и подростков
Понять и прочувствовать истоки нашей Великой Победы можно по-настоящему лишь через живое ощущение той всенародности, которое помним мы, «дети войны», однако, увы, ставшее некоей абстракцией для многих из последующих поколений. Коллектив Александра Васина-Макарова ощущение времени трепетно возрождает.
Сталинград в его композиции ‒ это вся страна и люди в ней, от мала до велика, соединённые общим горем и единой целью. И это роковой 1942-й.
Вот совсем маленький мальчик морозной зимой где-то в далекой сибирской деревне. Eго чувства пронзительно переданы в мало известном стихотворении «Холода», написанном много лет спустя геологом Владимиром Павлиновым по детским впечатлениям. Умеет же Александр Николаевич разыскать такие стихи, положить их на музыку, да ещё так исполнить, как, мне кажется, только ему дано:
Дымятся снежные холмы,
и ночи нет конца.
Эвакуированные мы,
и нет у нас отца.
Ах, мама! Ты едва жива,
Не стой на холоду...
Какая долгая зима
в сорок втором году!
Да, это детское горе, детский плач, как определяет жанр автор музыки. Но! Будем слушать мальчика дальше:
Забыл я дом счастливый наш,
тепло и тишину.
Я брал двухцветный карандаш
и рисовал войну.
Шли танки красные вперёд
под ливнем красных стрел,
Вниз падал чёрный самолёт,
И чёрный танк горел...
От сверстников того мальчика повторю снова и снова: именно так было. Наши рисунки, письма и пожелания, шедшие на фронт, даже вместе с нашим трудом в колхозе, где мы старались изо всех своих силёнок, не могли, конечно, сломить страшного врага. Но что-то действенное, надеюсь, и от нас передавалось фронту.
А уж от тех, кто был постарше... Стихи двух ровесников, 1927 года рождения, Анатолия Головкова и Валентина Павлова, положенные на музыку Александром Васиным и студийцем Фёдором Романовым, прозвучали на вечере тоже как почти никому не известные, но абсолютно необходимые.
Оба будущих автора в 14 лет пошли работать на оборону ‒ в цеха, где, по выражению ставшей знаменитым поэтом Людмилы Татьяничевой, «из гнева плавился металл, а слёзы превращались в порох». И Валентин Павлов напишет потом стихотворение «Подростки»:
Мы остались низкорослыми ‒
Было не с чего расти,
А работали, как взрослые,
Только ели не ахти.
Под гвардейскими знаменами
Не громили мы врагов,
Но снаряды эшелонами
Слали фронту со станков.
Мы остались низкорослыми:
Что поделаешь ‒ война.
Но громила в годы грозные
Вражьи полчища страна.
Вы единство автора со всей страной чувствуете? А сверстник его, Анатолий Головков, отработав на оборонном заводе, добился, чтоб добровольцем взяли на фронт, и дошёл до Берлина. Почему добивался? Ответ ‒ в стихах, ставших песней:
Бедой захлестнута страна,
Пылит на марше рота.
Легла на плечи мне война
Стволом от миномета.
Страна, захлестнутая бедой.
Она позвала и призвала.
Голоса врагов и «катюша»
А теперь послушаем врагов, незваными явившихся на нашу землю. Поучительно. Стоит всем в мире напомнить, у кого память отказывает. Спасибо Васину и его соратникам за внушительный подбор.
Из дневника рядового 295-й пехотной дивизии Эриха Отто.
5 сентября 1942 года.
Утром был потрясён прекрасным зрелищем: впервые сквозь огонь и дым я увидел Волгу, спокойно и величаво текущую в своем русле. Почему русские упёрлись на этом берегу? Неужели они думают воевать на самой кромке? Это же безумие.
Начало ноября 1942 года.
Сегодня получил письмо от жены. Дома надеются, что мы к Рождеству вернёмся в Германию, и уверены, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Этот город превратил нас в толпу безчувственных мертвецов. Сталинград ‒ это ад. Каждый божий день атакуем и, если утром продвигаемся на 20 метров вперед, вечером нас отбрасывают назад.
25 ноября 1942 года.
Почти два месяца мы штурмовали один-единственный дом. Да напрасно штурмовали! Никто из нас не вернётся в Германию, если только не произойдёт чуда. А в чудеса я больше не верю. Время перешло на сторону русских.
* * *
Eсли бы вы имели представление о том, как быстро растёт лес крестов! Каждый день погибает много солдат, и часто думаешь: когда придет твоя очередь? Старых солдат почти совсем не осталось. Совершенно ясно, что положение наше весьма неблагоприятно, и кто знает, что принесёт зима. Во всяком случае, ничего хорошего. Потеряв давно собственную волю, мы, как бараны, терпеливо подчиняемся ходу событий.
Из письма жене унтер-офицера 227-й пехотной дивизии Рудольфа Тихля.
* * *
У русских невероятное количество проклятых минометов, их выстрела не слышишь; вдруг разрыв ‒ и осколки летят уже во все стороны. А затем их «оргáн», нечто вроде нашего шестиствольного миномета, но только он куда сильнее действует на нервы. Мне уже приходилось видеть раненых, в которых попало 30 и больше осколков. Кто не слышал «органа» и не стоял под его огнем, тот не знает России.
Из письма ефрейтора Вилли Шульца от 13 ноября 1942 года.
Надо заметить: то, что фашистский ефрейтор называет русским «оргáном», ‒ это наша знаменитая и любимая «катюша». Прославленный гвардейский миномёт, сыгравший колоссальную роль в Сталинградской битве. Так что недаром одноименную песню Михаила Исаковского и Матвея Блантера о девушке по имени Катюша, написанную до войны, Дмитрий Хворостовский постоянно включал в свой цикл военных песен. И на этом сталинградском вечере студии Александра Васина очень кстати она прозвучала. Как всегда, в изумительном исполнении.
Кто идейно и духом сильнее
Сталинград ‒ это столкновение не только противостоявших армий, но и двух диаметрально противоположных идеологий. Сегодня наследники тех разгромленных завоевателей пытаются всё перевернуть с ног на голову. Но есть масса документальных свидетельств, что нас считали «расово неполноценными», а потому подлежавшими уничтожению. И это нынче тоже важно услышать.
Вот эсэсовская газета «Das Schwarze Korps» («Чёрный корпус») посвятила этому вопросу свою передовицу в номере от 29 октября 1942 года, выдержки из которой звучат на сталинградском вечере. Статья начиналась с оценки боевого духа советских войск: «Большевики атакуют до полного истощения и обороняются до физического уничтожения последнего человека и последнего патрона. [...] Каждый солдат сражается порой даже тогда, когда он по человеческим понятиям больше не может сражаться». Всё, что солдаты вермахта испытали во время кампаний в Eвропе и Северной Африке, выглядело «детской игрой в сравнении со стихией войны на Востоке». Газета объясняла это различие расовыми и биологическими законами: советские солдаты, говорилось в статье, принадлежат к другому «виду»: они происходят от «стоящего ниже, тупого человеческого типа», который не в состоянии «познать смысл жизни и ценить жизнь». Из-за этого дефицита человеческих качеств, по мнению автора передовицы, красноармейцы и проявляли в бою та-кое презрение к смерти, которое чуждо европейцу, стоящему выше в культурном отношении. В заключение описывалось, какую угрозу для Eвропы несёт «необузданная сила неполноценных людей».
Так представляли русских, советских фашисты. Но кто оказался духовно сильнее? Весь этот вечер, посвящённый Сталинградской битве, был проникнут советскими песнями, созданными в годы войны. Звучали «Тёмная ночь» и «Синий платочек», «На позиции девушка…» и «Давно мы дома не были…», «Волховская» и «Ах, туманы мои, растуманы…».
Таких прекрасных, душевных лирических песен у фашистов не было и не могло быть, а ведь эти песни умножали силы наших бойцов неисчислимо. Как и частушки, сочинявшиеся подчас прямо в окопах. Васин к вечеру их тоже подобрал:
Гады, жгите, гады, грабьте,
Нас ничем не запугать.
Как своих ушей собаке,
Вам России не видать.
Бредил Гитлер наяву:
«В десять дней возьму Москву».
А мы встали поперёк:
«Ты Берлин бы поберёг!»
Слушая эту частушку, я вспомнил строки из песни, которая была написана в самый трудный момент битвы за Москву:
И по улицам Берлина
Флаг советский пронесём.
Казалось бы, до того ли, когда враг у стен советской столицы. Но ведь и в самом деле: пронесли же советский красный флаг по улицам Берлина, подняли его на рейхстаг!
Очень тронули строки воспоминаний одного из лучших гармонистов России уральца Александра Петровича Устьянцева, который во время войны был ещё дошкольником:
«Самые яркие воспоминания детства ‒ это, конечно, военные годы. Отец ушёл на фронт в 1942-м. Я очень тосковал и стал просить маму купить гармонь. И мама обменяла три ведра картошки на гармошку. С тех пор и играю.
На всю жизнь запомнил, как собирались женщины после работы по вечерам на по-сиделки. Новостями с фронта обменивались: считай, вся мужская половина деревни с фашистами воевала. Мама вечером гармонь под мышку, меня за воротник ‒ и с собой. Спать хочется, ребёнок же, но играл. А тут и похоронки, и слёзы, и песни...»
Нужны ли к этому комментарии, что значили песни и музыка не только на фронте, но и в тылу?
От Чуйкова до наших дней
Существенный факт: ещё до Сталинградской битвы, в январе 1942-го, по решению ЦК ВКП(б) при Академии наук Советского Союза была создана Комиссия по истории Великой Отечественной войны. Значение происходившего в Сталинграде, разумеется, было ясно, и всё-таки я поразился, что представители той комиссии начали записывать воспоминания некоторых участников битвы прямо, как говорится, по горячим следам.
Например, беседа с генерал-лейтенантом Василием Ивановичем Чуйковым, командующим 62-й армией (будущей 8-й гвардейской), состоялась 5 января 1943 года, когда до завершения сталинградских боев оставался ещё почти месяц. И вот что мы услышали на вечере от прославленного полководца:
«Самый ужасный момент в обороне Сталинграда был после выступления Гитлера, когда Риббентроп и другие объявили, что Сталинград будет и должен быть взят 14 октября. Он (немец. ‒ ред.) пять дней готовился. Это мы чувствовали, знали, что он подвёл свежие танковые дивизии, сосредоточил на участке двух километров новые дивизии, и до этого он утюжил так самолётами и артиллерией, что дышать невозможно было. Вот мы сидели в балке. Он нас бомбил, расстреливал, жечь начал, знал, что там командный пункт армии. Там было штук 8 бензобаков. Всё это разлилось. У начальника артиллерии по блиндажу нефть полилась. Всё вспыхивает, и Волга на километр горит по берегу.
Три дня был сплошной пожар. Мы боялись задохнуться, угореть, придёт и живыми заберёт. Перескочили на другой КП, ближе к его главному удару. Там держались. Мы знали, что лишний метр связи грозит частыми обрывами от бомбёжки. Самое преступное, самое опасное для командира, особенно большого, когда он теряет управление и связь. Мы больше всего этого боялись ‒ не потерять управления войсками. Пусть я ему резерва не дам, но достаточно мне взять трубку и поговорить как следует, уже этого достаточно.
Я много в жизни пережил бомбёжек, артиллерийских подготовок и пр., но 14-е число у меня останется в памяти. Отдельных разрывов не слышно, самолётов никто не считает, но главное, выходишь из блиндажа и в 5 метрах ничего не видишь, все покрыто гарью, пылью, дымом. Таким было 14 октября 1942 года».
Как известно, Маршал Советского Союза В. И. Чуйков уже после войны, по его предсмертному завещанию, был похоронен в Сталинграде ‒ на легендарном Мамаевом кургане. А на вечере, о котором пишу, был такой интересный момент. Ведущий, то есть Александр Николаевич Васин-Макаров, надев пилотку, сообщил, что, призванный более полувека назад в Советскую Армию, он служил в той самой 8-й гвардейской, которой когда-то командовал Чуйков.
Было это в Группе советских войск в Германии. На аэродром в Эрфурте привезли овеянное славой армейское Сталинградское знамя.
Мы знамя свое целовали.
Я тоже его целовал.
Мы тихо присягу давали.
Я тихо присягу давал.
Личное соединилось с историческим.
Когда-то я уже писал, что руководитель этой необычной студии народной культуры хорошо знает и помнит свои родовые корни. Двойная фамилия Васин-Макаров ‒ это для того, чтобы рядом в ней были отец и мать. А они познакомились на фронте, там и поженились. Воевал и погиб в 1942-м под Калугой брат отца ‒ Александр Александрович Васин. Прошёл Первую мировую, Гражданскую и Великую Отечественную дед Иван Макаров ‒ красный донской казак, получивший в награду шашку от самого Будённого.
Вспоминая всё это, опять думаю о том, как мы должны отмечать даты, значащие для нас очень много. Ни в коем случае не формально! Отмечать надо душой и сердцем, как дружина Александра Васина-Макарова. Eсли наш Сталинград будет в сердце у нас, он быстрее вернётся и на карту географическую. А он обязательно должен вернуться!
Виктор Кожемяко
«Правда», №145, 28 декабря 2017 г.
