Родился и рос в Москве. Отец попал под каток репрессий в конце 30-х. Тяжело далась в военное время эвакуация в Сибирь. После окончания в 1958 году Московского института нефти и газа им. Губкина геологом с рабочими экспедициями прошёл Алтай, Саяны, Северный Урал, Кавказ, Каракумы.
Серьёзным дебютом в литературе стало участие в книге «Общежитие» вместе с О. Дмитриевым, В. Костровым и Д. Сухаревым.
Потом были изданы сборники «Факел» (1963 г.), «Следы» (1966 г.), «Лицо» (1968 г.), «Три любви» (1979 г.), «Говорю начистоту» (1981 г.) и др.
Умер Владимир Константинович Павлинов в Москве от тяжёлого сердечного приступа.
ХОЛОДА *
Маме
К печи поленья поднеси,
оладьи замеси.
Трещат морозы на Руси,
морозы на Руси.
Ах, мама! Ты едва жива.
Не стой на холоду…
Какая долгая зима
в сорок втором году!
Дымятся снежные холмы,
и ночи нет конца.
Эвакуированы мы,
и нет у нас отца.
Забыл я дом счастливый наш,
тепло и тишину.
Я брал двухцветный карандаш
и рисовал войну.
Шли танки красные вперёд.
Под ливнем красных стрел
вниз падал чёрный самолёт
и чёрный танк горел...
Лютее, снежнее зимы
не будет никогда.
Эвакуированы мы
из жизни навсегда.
_______________________
* На стихи написана музыка А. Васиным-Макаровым. Стихотворение приводится в редакции автора музыки.
В. Павлинов успел услышать эту песню по его стихам. И радовался, и плакал.
Серьёзным дебютом в литературе стало участие в книге «Общежитие» вместе с О. Дмитриевым, В. Костровым и Д. Сухаревым.
Потом были изданы сборники «Факел» (1963 г.), «Следы» (1966 г.), «Лицо» (1968 г.), «Три любви» (1979 г.), «Говорю начистоту» (1981 г.) и др.
Умер Владимир Константинович Павлинов в Москве от тяжёлого сердечного приступа.
ХОЛОДА *
Маме
К печи поленья поднеси,
оладьи замеси.
Трещат морозы на Руси,
морозы на Руси.
Ах, мама! Ты едва жива.
Не стой на холоду…
Какая долгая зима
в сорок втором году!
Дымятся снежные холмы,
и ночи нет конца.
Эвакуированы мы,
и нет у нас отца.
Забыл я дом счастливый наш,
тепло и тишину.
Я брал двухцветный карандаш
и рисовал войну.
Шли танки красные вперёд.
Под ливнем красных стрел
вниз падал чёрный самолёт
и чёрный танк горел...
Лютее, снежнее зимы
не будет никогда.
Эвакуированы мы
из жизни навсегда.
_______________________
* На стихи написана музыка А. Васиным-Макаровым. Стихотворение приводится в редакции автора музыки.
В. Павлинов успел услышать эту песню по его стихам. И радовался, и плакал.
ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
В грозу, пешком от самой Маяковской,
вдвоём с луной белёсой, словно лунь,
по затемнённой улице московской
я нёс домой свой первый поцелуй.
Рычали тучи ржавчиной подпалин
и рвали полы моего плаща.
Меня на Пушкинской толкнул какой-то парень,
но я тогда не дал ему «леща».
Ломались струи с хрустом, как солома,
летели брызги с плеском из-под ног.
Я на губах нёс поцелуй до дома,
и дождь смывал его – и смыть не мог.
Я позвонил. Мне мама отворила.
Она хотела чаю заварить,
она, волнуясь, что-то говорила,
а я не мог ни пить, ни говорить.
Потом уснул тревожно и дремотно
под шум листов и звон весёлых струй,
а утром умывался неохотно –
боялся смыть свой первый поцелуй!
БЕЛАЯ НОЧЬ
Вечерний мрак, несущий влагу,
плывёт безшумно меж стволов.
Ночами не ходи к оврагу,
когда цветёт болиголов.
Пройди под старою ракитой,
мою тропинку отыщи…
Молочною росой облиты,
фосфоресцируют хвощи.
На тополях чернеют галки,
туманы падают в пруды,
сомы, как чёрные русалки,
из белой прыгают воды.
Река полнеет, каменеет
от влаги, молока и сна.
Над чёрной тучей пламенеет
большая белая луна.
Тропинки чёрная полоска,
тумана белое кольцо –
и чёрная твоя причёска,
и белое твоё лицо.
ЗАПАХ ЛЕТА
Уж июнь листвою дикой
Пел о зреющих плодах,
Пахло тёплою клубникой
В пригородных поездах.
Задевая гребень бора,
Солнце шло невысоко,
Пахли белые озёра,
Как парное молоко.
На песке, сыром и сером,
Рыхлый след вчерашних встреч...
Пахло солнышком и сеном
От твоих калёных плеч.
Бор звенел над головою,
Густобров, медноголос.
Пахло сливой и айвою
От густых твоих волос.
Тучи шли ордой великой
С солнцем в буйные бои.
Пахли спелою клубникой
Губы сочные твои.
И струила вся планета,
Как живое существо,
Запах солнца, запах лета,
Запах света твоего!
Но уже дрожала озимь
На прозрачных сквозняках,
Но уже желтела осень
В дымчатых твоих зрачках.
Но уже туман разлуки,
Остужая вечера,
Белые тянул к нам руки
Из-за синего бугра.
КРАСНАЯ НОЧЬ
Над пустынею — ночь. В красном воздухе — дрожь.
В небе — месяц кривой, как отточенный нож.
В красном свете луны — чёрный гребень горы.
Выползает удав из песчаной норы.
Серебрится холодное тело змеи:
То сожмёт она весело кольца свои,
То распустит их вдруг во внезапном прыжке,
Как ребёнок, играя в прохладном песке.
Над пустынею — ночь. Там, вдали, — Дарваза.
В небе жёлтые звёзды, как волчьи глаза.
Будет утро, и зной, и песчаный буран.
Выступает на ножках точёных джейран.
Изваяньем застыл в красноватом дыму,
Напружинился, прыгнул — и канул во тьму.
Над пустынею — ночь. Бьётся сердце, стуча.
В тишине — лишь пронзительный голос сыча.
А кругом — ни души, ни дымка, ни огня...
Говори, ты ещё не забыла меня?
Ты одна? Ты в слезах? Ты не спишь до зари?
Говори, ты ведь любишь меня? Говори!..
Постскриптум_______________________________
Из книги Н. Старшинова «Что было, то было...»
В полночь в моей квартире раздавался телефонный звонок. Я поднимал трубку и слышал торопливый, до предела возбуждённый, даже немного заикающийся голос Володи Павлинова:
— Колюша, Колюша... Ты слышишь, это говорит Красный боец Вовка Павлинов... Колюша, Колюша... мы здесь вдвоём с Красным монахом, Толей Чиковым, боремся за правду и справедливость во всём мире... Колюша, Колюша, ты веришь в нас, в нашу победу?!
В это время Чиков отбирал у него трубку и...*
...отчеканивал с расстановкой:
— Кон-стан-тиныч, Кон-стан-тиныч! С тобой говорил мой лучший друг и верный союзник по борьбе Красный боец Вовка Павлинов. А теперь говорит Красный монах Толя Чиков... Кон-стан-ти ныч, ты веришь в нашу победу? Она уже близка! К утру покончим со всей неправдой и несправедливостью на земле! И торжествовать на ней будут только совесть и человечность! Кон-стан-тиныч, ты веришь в нac? Ты веришь?
— Колюша, Колюша, это снова говорит Красный боец Вовка Павлинов... мы с Красным монахом Толей Чиковым почти уже добились торжества справедливости во всём мире... Мы уже вышли на верную дорогу к ней!.. Колюша, Колюша... А теперь я передаю трубку моему закадычному другу и сподвижнику Красному монаху Толе Чикову... и т. д.
В грозу, пешком от самой Маяковской,
вдвоём с луной белёсой, словно лунь,
по затемнённой улице московской
я нёс домой свой первый поцелуй.
Рычали тучи ржавчиной подпалин
и рвали полы моего плаща.
Меня на Пушкинской толкнул какой-то парень,
но я тогда не дал ему «леща».
Ломались струи с хрустом, как солома,
летели брызги с плеском из-под ног.
Я на губах нёс поцелуй до дома,
и дождь смывал его – и смыть не мог.
Я позвонил. Мне мама отворила.
Она хотела чаю заварить,
она, волнуясь, что-то говорила,
а я не мог ни пить, ни говорить.
Потом уснул тревожно и дремотно
под шум листов и звон весёлых струй,
а утром умывался неохотно –
боялся смыть свой первый поцелуй!
БЕЛАЯ НОЧЬ
Вечерний мрак, несущий влагу,
плывёт безшумно меж стволов.
Ночами не ходи к оврагу,
когда цветёт болиголов.
Пройди под старою ракитой,
мою тропинку отыщи…
Молочною росой облиты,
фосфоресцируют хвощи.
На тополях чернеют галки,
туманы падают в пруды,
сомы, как чёрные русалки,
из белой прыгают воды.
Река полнеет, каменеет
от влаги, молока и сна.
Над чёрной тучей пламенеет
большая белая луна.
Тропинки чёрная полоска,
тумана белое кольцо –
и чёрная твоя причёска,
и белое твоё лицо.
ЗАПАХ ЛЕТА
Уж июнь листвою дикой
Пел о зреющих плодах,
Пахло тёплою клубникой
В пригородных поездах.
Задевая гребень бора,
Солнце шло невысоко,
Пахли белые озёра,
Как парное молоко.
На песке, сыром и сером,
Рыхлый след вчерашних встреч...
Пахло солнышком и сеном
От твоих калёных плеч.
Бор звенел над головою,
Густобров, медноголос.
Пахло сливой и айвою
От густых твоих волос.
Тучи шли ордой великой
С солнцем в буйные бои.
Пахли спелою клубникой
Губы сочные твои.
И струила вся планета,
Как живое существо,
Запах солнца, запах лета,
Запах света твоего!
Но уже дрожала озимь
На прозрачных сквозняках,
Но уже желтела осень
В дымчатых твоих зрачках.
Но уже туман разлуки,
Остужая вечера,
Белые тянул к нам руки
Из-за синего бугра.
КРАСНАЯ НОЧЬ
Над пустынею — ночь. В красном воздухе — дрожь.
В небе — месяц кривой, как отточенный нож.
В красном свете луны — чёрный гребень горы.
Выползает удав из песчаной норы.
Серебрится холодное тело змеи:
То сожмёт она весело кольца свои,
То распустит их вдруг во внезапном прыжке,
Как ребёнок, играя в прохладном песке.
Над пустынею — ночь. Там, вдали, — Дарваза.
В небе жёлтые звёзды, как волчьи глаза.
Будет утро, и зной, и песчаный буран.
Выступает на ножках точёных джейран.
Изваяньем застыл в красноватом дыму,
Напружинился, прыгнул — и канул во тьму.
Над пустынею — ночь. Бьётся сердце, стуча.
В тишине — лишь пронзительный голос сыча.
А кругом — ни души, ни дымка, ни огня...
Говори, ты ещё не забыла меня?
Ты одна? Ты в слезах? Ты не спишь до зари?
Говори, ты ведь любишь меня? Говори!..
Постскриптум_______________________________
Из книги Н. Старшинова «Что было, то было...»
В полночь в моей квартире раздавался телефонный звонок. Я поднимал трубку и слышал торопливый, до предела возбуждённый, даже немного заикающийся голос Володи Павлинова:
— Колюша, Колюша... Ты слышишь, это говорит Красный боец Вовка Павлинов... Колюша, Колюша... мы здесь вдвоём с Красным монахом, Толей Чиковым, боремся за правду и справедливость во всём мире... Колюша, Колюша, ты веришь в нас, в нашу победу?!
В это время Чиков отбирал у него трубку и...*
...отчеканивал с расстановкой:
— Кон-стан-тиныч, Кон-стан-тиныч! С тобой говорил мой лучший друг и верный союзник по борьбе Красный боец Вовка Павлинов. А теперь говорит Красный монах Толя Чиков... Кон-стан-ти ныч, ты веришь в нашу победу? Она уже близка! К утру покончим со всей неправдой и несправедливостью на земле! И торжествовать на ней будут только совесть и человечность! Кон-стан-тиныч, ты веришь в нac? Ты веришь?
— Колюша, Колюша, это снова говорит Красный боец Вовка Павлинов... мы с Красным монахом Толей Чиковым почти уже добились торжества справедливости во всём мире... Мы уже вышли на верную дорогу к ней!.. Колюша, Колюша... А теперь я передаю трубку моему закадычному другу и сподвижнику Красному монаху Толе Чикову... и т. д.