8 февраля 2024 года — день памяти (45 лет) Николая Семёновича ТИХОНОВА (4 декабря 1896 — 8 февраля 1979)

            Родился в Петербурге в семье ремесленника (по другим сведениям — парикмахера). Окончил к 1911 году Торговую школу. Служил писцом в Главном Военно-морском хозяйственном управлении.
            Гусаром воевал в Первую мировую, был контужен.
            В Гражданскую — красноармеец. Начал печататься примерно в 1918 году. Признание принесли сборники «Орда» и «Брага»*, вышедшие в 1922 году. Много ездил по всей стране. С начала 30-х всё большую часть занимала общественная деятельность. Попытка НКВД втянуть Н. Тихонова в «дело ленинградских писателей» (1937–1938 гг.) почему-то не удалась. Более того, он сам вступался за Н. Заболоцкого и других репрессированных.
            Отечественную войну провёл, в основном, в блокадном Ленинграде: работал в Радиокомитете, в газетах. С 1944 года в Москве: председатель Правления СП СССР, председатель Советского комитета защиты мира, член Верховного Совета СССР... Удостоен трёх Сталинских премий 1-й степени, Ленинской премии, премии им. Дж. Неру, звания Героя Социалистического Труда и т. д. «К 1976 году — 162 книги издавались почти 400 раз на пятидесяти языках»**.
            Умер Николай Семёнович Тихонов в Москве. На доме, где он жил, установлена мемориальная доска.
_________________________________
            * В этом сборнике опубликована знаменитая «Баллада о гвоздях», но написана она не в 1919–1922 гг., как стоит в советских изданиях, а в 1916 году и посвящена морякам русского Императорского флота.
            ** Русские писатели. ХХ век. М., 1998. Т. 2. С. 443.


* * *

Праздничный, весёлый, бесноватый,
С марсианской жаждою творить,
Вижу я, что небо небогато,
Но про землю стоит говорить.

Даже породниться с нею стоит,
Снова глину замешать огнём,
Каждое желание простое
Освятить неповторимым днём.


Пусть найдут в законах трибуналов
Те параграфы и те года,
Что в земной дороге растоптала
Дней моих разгульная орда.


СЕНТЯБРЬ

Едва плеснёт в реке плотва,
Листва прошелестит едва —
Как будто дальний голос твой
Заговорил с листвой.

И тоньше листья, чем вчера,
И суше трав пучок,
И стали смуглы вечера,
Твоих смуглее щёк.

И мрак вошёл в ночей кольцо
Неотвратимо прост,
Как будто мне закрыл лицо
Весь мрак твоих волос.

1937


* * *

Мне было ничего не жалко,
Я всё узнал, чрез всё прошёл,
Но в полночь дерзкая гадалка
Мне карты бросила на стол.

Зелёный луч глаза мне залил,
Я понял: это будет здесь;
Упали карты и сказали:
Дорога, женщина и песнь.

Я днями шёл, а ночью снилась
Страна, которой в жизни нет,
Ты в ней моей дорогой билась,
Как песнь, звучала мне во сне.

Не помню — на Неве, на Ниле, —
Молниеносностью огня
Два долгих солнца ослепили
Дорогу, песню и меня.

Между 1913 и 1920


ЛЕРМОНТОВ

Молчало всё… И над страной болот,
Страной печалей вековечных,
Цепями скованный, был тёмен небосвод,
А жёлтый серп стоял нахмуренно-безпечно.

Молчало всё... И гордые уста
На землю бросили безценные удары,
И пламя сил, дерзанья красота
Зажгли в болотах яркие пожары.

Зажгли на миг… И снова сон глубин,
Холодный сон сковал огни угрозы,
И снова тучи, небо и берёзы,
И снова тьма ‒ без царства властелин!

В крови огонь, а ум подобен льду.
«Ваш тихий рай черней слепого ада!»
И ты сказал: «Безтрепетно иду.

Пускай один ‒ пускай безумцы рады,
Здесь на земле я счастья не найду,
А в небесах мне нет отрады!»


* * *

Быть спокойной и терпеливой
Душу приучить не могу ‒
В каждом шаге ищет обрыва,
В каждом друге ‒ рада врагу.

Душе возвращены лица,
Которым возврата нет,
Как зверь убитый ложится
Она на забытый след.

Пускай ‒ я буду послушным,
Если небо, как воск в огне,
Но в звериной шкуре мне душно,
В человеческой ‒ холодно мне.


* * *

Когда уйду — совсем согнётся мать,
Но говорить и слушать так же будет,
Хотя и трудно старой понимать,
Что обо мне рассказывают люди.

Из рук уронит скользкую иглу,
И на щеках заволокнятся пятна, —
Ведь тот, что не придёт уже обратно,
Играл у ног когда-то на полу.

Ноябрь 1921


* * *

Потому ль, что моим друзьям
Дан был очень короткий путь ‒
Но земля подошла к ногам,
К сердцу ближе легла чуть-чуть…

В том ни грусти нет, ни тревог,
Просто жизни зелёный рост,
Под берёзовой дверью порог,
На пороге ‒ спокойный пёс.

Буря стала плохим ремеслом ‒
Любовью ленивых воров ‒
Надо сад садить, строить дом
Для детей, для птиц, для коров.

Пусть желтеет в траве осот,
Над плечами покружит дым,
А идущий всегда дойдёт,
Даже если он был слепым!


ВОЙНА

В утро летнее, в час перед поздней обедней,
Когда роща была розовато-красна,
Первый раз я услышал в соседней деревне
Это страшное слово война.

Точно дрожь пробежала... Я помню, как ясно
Я представил в минуту себе
Миллионы людей, ополчившихся страстно
И отдавшихся дикой борьбе.

И вся жизнь, и всё то, что вчера мы творили,
Сказка будней и хмурость расплывчатых дней,
Сразу стало не нужно… И все ощутили
Над собой дуновенье небесных огней.

И мне хочется вместе и знать, и не видеть
Этот скорбный, кровавый самум,
Ибо я не умею совсем ненавидеть
Ни людей, ни природу, ни ум.

Но мне хочется знать суеверно и властно,
Так душа неизбежным полна:
Кто же первый сказал на планете несчастной
Это страшное слово война.


ПЫЛАЙ, ЗАРЯ

Пылай, заря не моего восхода,
Лети, звезда не моего пути,
Я ‒ сын земли родного мне народа
И не могу дорог к нему найти.

Блуждаю я, растрачивая силы
На те дела, что тленьем повиты,
Иду туда ‒ там старые могилы,
Иду сюда ‒ здесь новые кресты.

Где жизнь полей, где жизнь великих будней?
Где удобреньем только служит прах?
Здесь с каждым днём темней и непробудней
Зловещий мрак на четырёх стенах.

И всё одной дорогой этой бродишь,
И под ногой всё камни ‒ не цветы.
Пылай, заря, не для меня ты всходишь,
Лети, звезда, не мне сияешь ты!