Дворянин с русско-немецкой родословной*. Родился и жил в Москве. Золотой медалист гимназии (1901 г.), обладатель диплома I степени Московского университета (юридический факультет, 1906 г.); оставлен на кафедре права для получения звания профессора (в это время пишет работы о философии Аристотеля, Гегеля, Шеллинга, Руссо, Фихте).
С 1909 года публикуется в широкой печати** и ведёт преподавательскую деятельность.
В 1909 – 1912 годах продолжает образование в университетах Гёттингена, Берлина, Сорбонны и др. Войну 1914 года воспринял с безоговорочно русских позиций, опубликовал работы «Что есть истинный патриотизм», «Война как духовное делание», выступал с публичными лекциями. Тогда же обнаружились резкие расхождения И. Ильина с петербургской элитой «серебряного века».
О смысле революции догадался до 1917 года. Неприятия не скрывал. После шестого ареста (осень 1922 г.) суд приговорил его к высылке из страны***.
Поселившись в Германии, стал едва ли не ведущим идеологом Белой идеи; книга «О сопротивлении злу силою» стала символом раскола тогдашней эмиграции.
Когда к власти пришёл Гитлер, И. Ильина, философа с европейской известностью, увольняют из Берлинского университета, профессором которого он был, запрещают публикации; возникает опасность ареста, вследствие чего он в 1938 году перебирается в Швейцарию, живёт в пригороде Цюриха Цолликоне. Здесь появляются на свет книги «О грядущей России», «Наши задачи» (в которых И. Ильин точно описывает всё, что случится в СССР в 80-е и 90-е годы!), «Аксиомы религиозного опыта» и др. Не успел закончить труд «О монархии», над которым работал 46 лет.
В нашей стране впервые издано (1993—2000 гг.) Собрание сочинений Ивана Александровича Ильина в девятнадцати книгах.
_____________________________________
* Именем деда по материнской линии «Юлиус Швейкерт» И. Ильин подписывал некоторые сочинения на немецком языке.
** В частности, под названием «Критические заметки об одной реакционной философии» в «Русских ведомостях» № 222 за 1909 г. была напечатана разгромная рецензия И. Ильина на книгу некоего Вл. Ильина «Материализм и эмпириокритицизм»... Вл. Ильин — один из псевдонимов Ленина, как известно.
*** Несмотря на террор (и три ареста), в 1918 г. И. Ильин защитил магистерскую диссертацию, получив, решением Учёного совета, сразу две степени: магистра и доктора государственных наук.
ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ
(фрагменты)
ОБЛАКА
Я полюбил облака ещё ребёнком. Я не знал, за что. Но я мог любоваться ими без конца. Они казались мне живыми существами, которые сами плывут в блаженную даль и меня зовут с собою: там жизнь воздушна и светла, легка и радостна.
...И потом — эта тишина, это спокойствие, эта дивная беззвучность! Она изливается от них и воспринимается нами как облегчение, как отпущение и освобождение. И в глубине души родится лермонтовская мечта стать как они: приобщиться их беззаботности, безстрастию их воздушных игр, безболию и безволию этих светорождённых созданий.
Как быстро они возникают! Как покорно они сливаются, растекаются и тают; как охотно они исчезают совсем, приемля свою судьбу и поддаваясь легчайшему ветерку. И всё-таки чудится иногда, что они уверенно и настойчиво плывут к своей цели, как если бы они точно знали, куда спешат.
О МОЛИТВЕ
...Всех видов молитвы «столько, сколько в одной душе или во всех душах может порождаться разных состояний и настроений» (Иоанн Кассиан Римлянин). Есть молитвы благодарности, преклонения, смирения, покаяния и очищения. Молитва может внимать дыханию Божию, созерцать мудрость Творца и даровать человеку очевидность; молитва может сомневаться, вопрошать, отчаиваться, скорбеть и призывать.
...Ломоносов молился вместе с северным сиянием. Державин — созерцая бренность земного и безсмертие Божественного. Пушкин — каждым актом вдохновения. Лермонтов — с ландышами у ручья. Человеку дана от Бога великая молитвенная свобода, свобода превращать каждый акт своей жизни и своего труда в творческую молитву; наподобие той чудесной молитвы сеятеля, которую приводит Лесков в «Соборянах»: «Боже, устрой, и умножь, и возрасти на всякую долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего, произволяющего, благословляющего и неблагодарного»...
Так, есть молитва изнеможения, произносимая со многими слезами и дающая укрепление: «Господи, не могу больше»...
ГОРЫ
...Это был великий подъём глубин, жажда света, стремление к небу, извержение творческой воли... Восстала мечта о новых, совершеннейших формах, о новом богатстве бытия, о приближении земли к небу...
Я наверху, в суровом уединении гор. Всё исчезло: аромат цветов и гигантские сосны, стада и хижины. В строгом спокойствии смотрит на меня древний Хаос.
Да, всё, что есть в мире великого, живёт в молчании. И говорит тишиною. Если закрыл глаза, то кажется, что вокруг законченная пустота, полное отсутствие бытия.
Стоишь и слушаешь это беззвучие. И учишься блюсти в высоких сферах жизни целомудренную тишину. Учишься блюсти своё достоинство, ни на что не притязая; и постигаешь, что истинное величие облекается в смирение. В борьбе за высоту, в восхождении к Богу не нужно шума; надо, чтобы вся жизнь стала тихой молитвой, и тогда она вознесётся хвалой и светлым благодарением...
ОГОНЬ
Я могу часами сидеть перед камином и смотреть в огонь. На душу сходит дивная тишина, и кажется, что видишь необычайные дали и глубины. Радостно играет свет. Капризно и причудливо ложатся тени. Ласково струится дыхание тепла; я постигаю какие-то древние законы, вечные истины; я ухожу в прошлое и теряю чувство времени.
Так сидели у домашнего очага наши далёкие предки, и смотрели в огонь, и размышляли о своей суровой жизни и об её опасностях, предвидели новые вторжения врагов и готовились к отпору. Ибо вся история России протекала в борьбе, и душа русского человека всегда нуждалась в жертвенной готовности.
Душа человека незаметно отождествляется со своим любимым символом... И от созерцания огня дýши наших предков сами становились огнеподобными: живыми, легкими, интенсивными, ясными, светящимися и сильными. Недаром восток создал религию «огнепоклонников»; недаром он видел в пламени символ Божества, дарующего очищение и очевидность...
Что сталось бы с нами, людьми, если бы мы лишились духовных даров этой родины? Чем были бы мы без жара в сердце, без огня в молитве, без озаряющей очевидности в познании, без пламенной интенсивности в воле и в делах, без повелевающей, вдохновенной силы в очах? Но не значит ли это, что всё наше лучшее достояние — самое благородное, самое прекрасное, самое мощное, что в нас есть, — произошло от огня?..
У МОРЯ
...Здесь — праздник пространства, здесь царит Безпредельное, здесь дышит воздух, здесь живут безконечные возможности.
Спокойно, мощно катило море свои гребни — куда?.. тёмно-синее, задумчивое, погруженное в свои и в небесные мысли... Как будто — вялое, с виду — утомлённое; и в то же время — играющее, лёгкое, не знающее тяжести, не ведающее труда. Огромная живая равнина. С виду — обильное, неисчислимое множество; на самом деле — единое, дышащее существо. Странное — и приветливое; такое многосложное — и такое простое. Само величие — в царственной тишине; сама стихия, излучающая кротость и благость. Всем; и мне, и для меня... За что же мне? О, незаслуженная благодать... О, нежданная милость...
Моё лицо было влажно. Не слёзы ли это? Но тогда это слёзы исцелённого, слёзы счастья и благодарности...
О ТЕРПЕНИИ
...Что сталось бы с нами, людьми, и прежде всего и больше всего — с нами, русскими людьми, если бы не духовное терпение? Как справились бы мы с нашей жизнью и с нашими страданиями? Стоит только окинуть взглядом историю России за тысячу лет, и сам собою встаёт вопрос: как мог русский народ справиться с этими несчастьями, с этими лишениями, опасностями, болезнями, с этими испытаниями, войнами и унижениями? Сколь велика была его выносливость, его упорство, его верность и преданность — его великое искусство не падать духом, стоять до конца, строить на развалинах и возрождаться из пепла... И если мы, поздние потомки великих русских “стоятелей” и “терпеливцев”, утратили это искусство, то мы должны найти его вновь и восстановить его в себе, иначе ни России, ни русской культуре больше не бывать...
Терпение есть своего рода доверие к себе и к своим силам. Оно есть душевная неустрашимость, спокойствие, равновесие, присутствие духа. Оно есть способность достойно и спокойно предвидеть возможное зло жизни и, не преувеличивая его, крепить свою собственную силу: «пусть наступит неизбежное, я готов считаться и бороться с ним, и выдержки у меня хватит»...
Терпеливо делает гусеница своё дело — и превращается в бабочку с дивными крыльями. И у человека вырастут ещё прекраснейшие крылья, если он будет жить и творить с истинным терпением. Ибо почерпая свою силу из сверхчеловеческого источника, он сумеет нести нечеловеческие бремена и создавать на земле великое и чудесное.
ОБ ИСКРЕННОСТИ
...Человек становится искренним тогда, когда он имеет в своей душе некое священное средоточие, к которому он относится с серьёзным и целостным благоговением; когда он в своём жизненном выборе и делании «иначе» не может и не хочет. <…> Тогда он и не может иначе хотеть и не хотел бы мочь иначе. И тогда ему нужно ещё только мужество, чтобы блюсти верность своей святыне и делать из этого все жизненные выводы.
Искренность есть мужество; и человек становится мужественным. Искренность есть вернопреданность, и человек становится верным поборником Божьего дела. Искренность есть прозрачность горящей души; и человек становится огненным и прозрачным. А это значит, что он счастливо разрешил задачу отрешённости и преуспел в искусстве одиночества...
Что может начать и создать человек с заглохшим сердцем, если всё великое и глубокое, всё Божественное в жизни требует искренности и любви?.. Из лицемерия и лжи никогда ещё не возникало ничего великого и прочного. Вот почему искренность есть дар Бога и сокровище человека.
ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ
Есть только одно истинное «счастье» на земле — пение человеческого сердца. Если оно поёт, то у человека есть почти всё; почти, потому что ему остается ещё позаботиться о том, чтобы сердце его не разочаровалось в любимом предмете и не замолкло.
Сердце поёт, когда оно любит; оно поёт от любви, которая струится живым потоком из некой таинственной глубины и не иссякает; не иссякает и тогда, когда приходят страдания и муки, когда человека постигает несчастье, или когда близится смерть, или когда злое начало в мире празднует победу за победой и кажется, что сила добра иссякла и что добру суждена гибель. И если сердце всё-таки поёт, тогда человек владеет истинным «счастьем», которое, строго говоря, заслуживает иного, лучшего наименования.
Сердце поёт не от влюблённости, а от любви; и пение его льётся подобно безконечной мелодии, с вечно живым ритмом, в вечно новых гармониях и модуляциях. Сердце приобретает эту способность только тогда, когда оно открывает себе доступ к божественным содержаниям жизни и приводит свою глубину в живую связь с этими не разочаровывающими драгоценностями неба и земли.
Тогда начинается настоящее пение; оно не исчерпывается и не иссякает, потому что течёт из вечно обновляющейся радости.
Постскриптум_______________
Ни один народ в мире не имел и не имеет ни такой территории, ни такого национального состава, ни такой истории, как Россия. У нас своя, особая вера, свой характер, свой уклад души. Мы иначе любим, иначе созерцаем, иначе поём. У нас иное правосознание, иная государственность. Так было всегда. И так обстоит особенно теперь, после всего перенесённого Россией в революции.
Ум и воля приводятся у русского человека в движение любовью (или, соответственно, ненавистью) и верою.
Дайте себе труд заглянуть в историческую карту Европы эпохи Карла Великого и первых Каролингов (768— 843 по Р. X.). Вы увидите, что почти от самой Дании, по Эльбе и за Эльбой (славянская «Лаба»!), через Эрфурт к Регенсбургу и по Дунаю — сидели славянские племена: Абодриты, Лютичи, Линоны, Гевелы, Редарии, Укры, Поморяне, Сорбы и много других. Где они все? Что от них осталось?
Население Германии, поглотившей столько племён, доведено посредством безпощадной денационализации до всегерманской однородности, а в России общие переписи установили сначала свыше ста, а потом до ста шестидесяти различных языковых племён и до тридцати различных исповеданий. И господа расчленители забывают, что племенной состав для затеваемого ими политического расчленения соблюла именно Императорская Россия.
Мы должны быть готовы к тому, что расчленители России попытаются провести свой враждебный и нелепый опыт даже и в после-большевистском хаосе, обманно выдавая его за высшее торжество «свободы», «демократии» и «федерализма», — российским народам и племенам на погибель, авантюристам, жаждущим политической карьеры, на «процветание», врагам России на торжество. Мы должны быть готовы к этому, во-первых, потому, что германская пропаганда вложила слишком много денег и усилий в украинский (а может быть, и не только в украинский) сепаратизм; во-вторых, потому, что психоз мнимой «демократии» и мнимого «федерализма» охватил широкие круги пореволюционных честолюбцев и карьеристов; в-третьих, потому, что мировая закулиса, решившая расчленить Россию, отступит от своего решения только тогда, когда её планы потерпят полное крушение.
Германия, рассматривая русский народ как предназначенный для неё исторический «навоз», совершенно неспособна понять, что Россия не погибнет от расчленения, но начнёт воспроизведение всего хода своей истории заново: она, как великий «организм», снова примется собирать свои «члены», продвигаясь по рекам к морям, к горам, к углю, к хлебу, к нефти, к урану.
Нет единой общеобязательной «западной культуры», перед которой всё остальное — «темнота» или «варварство». Запад нам не указ и не тюрьма. Его культура не есть идеал совершенства.
Хороши мы в данный момент нашей истории или плохи, мы призваны и обязаны идти своим путём: очищать своё сердце, укреплять своё созерцание, осуществлять свою свободу и воспитывать себя к предметности. Как бы ни были велики наши исторические несчастия и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими; творить, а не заимствовать; обращаться к Богу, а не подражать соседям; искать русского видения, русских содержаний и русской формы, а не ходить в кусочки, собирая на мнимую бедность. Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Богу и учителя себе самим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру — из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом — смысл русской идеи.
Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно и передающего своё видение воле для действия и мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления.
С 1909 года публикуется в широкой печати** и ведёт преподавательскую деятельность.
В 1909 – 1912 годах продолжает образование в университетах Гёттингена, Берлина, Сорбонны и др. Войну 1914 года воспринял с безоговорочно русских позиций, опубликовал работы «Что есть истинный патриотизм», «Война как духовное делание», выступал с публичными лекциями. Тогда же обнаружились резкие расхождения И. Ильина с петербургской элитой «серебряного века».
О смысле революции догадался до 1917 года. Неприятия не скрывал. После шестого ареста (осень 1922 г.) суд приговорил его к высылке из страны***.
Поселившись в Германии, стал едва ли не ведущим идеологом Белой идеи; книга «О сопротивлении злу силою» стала символом раскола тогдашней эмиграции.
Когда к власти пришёл Гитлер, И. Ильина, философа с европейской известностью, увольняют из Берлинского университета, профессором которого он был, запрещают публикации; возникает опасность ареста, вследствие чего он в 1938 году перебирается в Швейцарию, живёт в пригороде Цюриха Цолликоне. Здесь появляются на свет книги «О грядущей России», «Наши задачи» (в которых И. Ильин точно описывает всё, что случится в СССР в 80-е и 90-е годы!), «Аксиомы религиозного опыта» и др. Не успел закончить труд «О монархии», над которым работал 46 лет.
В нашей стране впервые издано (1993—2000 гг.) Собрание сочинений Ивана Александровича Ильина в девятнадцати книгах.
_____________________________________
* Именем деда по материнской линии «Юлиус Швейкерт» И. Ильин подписывал некоторые сочинения на немецком языке.
** В частности, под названием «Критические заметки об одной реакционной философии» в «Русских ведомостях» № 222 за 1909 г. была напечатана разгромная рецензия И. Ильина на книгу некоего Вл. Ильина «Материализм и эмпириокритицизм»... Вл. Ильин — один из псевдонимов Ленина, как известно.
*** Несмотря на террор (и три ареста), в 1918 г. И. Ильин защитил магистерскую диссертацию, получив, решением Учёного совета, сразу две степени: магистра и доктора государственных наук.
ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ
(фрагменты)
ОБЛАКА
Я полюбил облака ещё ребёнком. Я не знал, за что. Но я мог любоваться ими без конца. Они казались мне живыми существами, которые сами плывут в блаженную даль и меня зовут с собою: там жизнь воздушна и светла, легка и радостна.
...И потом — эта тишина, это спокойствие, эта дивная беззвучность! Она изливается от них и воспринимается нами как облегчение, как отпущение и освобождение. И в глубине души родится лермонтовская мечта стать как они: приобщиться их беззаботности, безстрастию их воздушных игр, безболию и безволию этих светорождённых созданий.
Как быстро они возникают! Как покорно они сливаются, растекаются и тают; как охотно они исчезают совсем, приемля свою судьбу и поддаваясь легчайшему ветерку. И всё-таки чудится иногда, что они уверенно и настойчиво плывут к своей цели, как если бы они точно знали, куда спешат.
О МОЛИТВЕ
...Всех видов молитвы «столько, сколько в одной душе или во всех душах может порождаться разных состояний и настроений» (Иоанн Кассиан Римлянин). Есть молитвы благодарности, преклонения, смирения, покаяния и очищения. Молитва может внимать дыханию Божию, созерцать мудрость Творца и даровать человеку очевидность; молитва может сомневаться, вопрошать, отчаиваться, скорбеть и призывать.
...Ломоносов молился вместе с северным сиянием. Державин — созерцая бренность земного и безсмертие Божественного. Пушкин — каждым актом вдохновения. Лермонтов — с ландышами у ручья. Человеку дана от Бога великая молитвенная свобода, свобода превращать каждый акт своей жизни и своего труда в творческую молитву; наподобие той чудесной молитвы сеятеля, которую приводит Лесков в «Соборянах»: «Боже, устрой, и умножь, и возрасти на всякую долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего, произволяющего, благословляющего и неблагодарного»...
Так, есть молитва изнеможения, произносимая со многими слезами и дающая укрепление: «Господи, не могу больше»...
ГОРЫ
...Это был великий подъём глубин, жажда света, стремление к небу, извержение творческой воли... Восстала мечта о новых, совершеннейших формах, о новом богатстве бытия, о приближении земли к небу...
Я наверху, в суровом уединении гор. Всё исчезло: аромат цветов и гигантские сосны, стада и хижины. В строгом спокойствии смотрит на меня древний Хаос.
Да, всё, что есть в мире великого, живёт в молчании. И говорит тишиною. Если закрыл глаза, то кажется, что вокруг законченная пустота, полное отсутствие бытия.
Стоишь и слушаешь это беззвучие. И учишься блюсти в высоких сферах жизни целомудренную тишину. Учишься блюсти своё достоинство, ни на что не притязая; и постигаешь, что истинное величие облекается в смирение. В борьбе за высоту, в восхождении к Богу не нужно шума; надо, чтобы вся жизнь стала тихой молитвой, и тогда она вознесётся хвалой и светлым благодарением...
ОГОНЬ
Я могу часами сидеть перед камином и смотреть в огонь. На душу сходит дивная тишина, и кажется, что видишь необычайные дали и глубины. Радостно играет свет. Капризно и причудливо ложатся тени. Ласково струится дыхание тепла; я постигаю какие-то древние законы, вечные истины; я ухожу в прошлое и теряю чувство времени.
Так сидели у домашнего очага наши далёкие предки, и смотрели в огонь, и размышляли о своей суровой жизни и об её опасностях, предвидели новые вторжения врагов и готовились к отпору. Ибо вся история России протекала в борьбе, и душа русского человека всегда нуждалась в жертвенной готовности.
Душа человека незаметно отождествляется со своим любимым символом... И от созерцания огня дýши наших предков сами становились огнеподобными: живыми, легкими, интенсивными, ясными, светящимися и сильными. Недаром восток создал религию «огнепоклонников»; недаром он видел в пламени символ Божества, дарующего очищение и очевидность...
Что сталось бы с нами, людьми, если бы мы лишились духовных даров этой родины? Чем были бы мы без жара в сердце, без огня в молитве, без озаряющей очевидности в познании, без пламенной интенсивности в воле и в делах, без повелевающей, вдохновенной силы в очах? Но не значит ли это, что всё наше лучшее достояние — самое благородное, самое прекрасное, самое мощное, что в нас есть, — произошло от огня?..
У МОРЯ
...Здесь — праздник пространства, здесь царит Безпредельное, здесь дышит воздух, здесь живут безконечные возможности.
Спокойно, мощно катило море свои гребни — куда?.. тёмно-синее, задумчивое, погруженное в свои и в небесные мысли... Как будто — вялое, с виду — утомлённое; и в то же время — играющее, лёгкое, не знающее тяжести, не ведающее труда. Огромная живая равнина. С виду — обильное, неисчислимое множество; на самом деле — единое, дышащее существо. Странное — и приветливое; такое многосложное — и такое простое. Само величие — в царственной тишине; сама стихия, излучающая кротость и благость. Всем; и мне, и для меня... За что же мне? О, незаслуженная благодать... О, нежданная милость...
Моё лицо было влажно. Не слёзы ли это? Но тогда это слёзы исцелённого, слёзы счастья и благодарности...
О ТЕРПЕНИИ
...Что сталось бы с нами, людьми, и прежде всего и больше всего — с нами, русскими людьми, если бы не духовное терпение? Как справились бы мы с нашей жизнью и с нашими страданиями? Стоит только окинуть взглядом историю России за тысячу лет, и сам собою встаёт вопрос: как мог русский народ справиться с этими несчастьями, с этими лишениями, опасностями, болезнями, с этими испытаниями, войнами и унижениями? Сколь велика была его выносливость, его упорство, его верность и преданность — его великое искусство не падать духом, стоять до конца, строить на развалинах и возрождаться из пепла... И если мы, поздние потомки великих русских “стоятелей” и “терпеливцев”, утратили это искусство, то мы должны найти его вновь и восстановить его в себе, иначе ни России, ни русской культуре больше не бывать...
Терпение есть своего рода доверие к себе и к своим силам. Оно есть душевная неустрашимость, спокойствие, равновесие, присутствие духа. Оно есть способность достойно и спокойно предвидеть возможное зло жизни и, не преувеличивая его, крепить свою собственную силу: «пусть наступит неизбежное, я готов считаться и бороться с ним, и выдержки у меня хватит»...
Терпеливо делает гусеница своё дело — и превращается в бабочку с дивными крыльями. И у человека вырастут ещё прекраснейшие крылья, если он будет жить и творить с истинным терпением. Ибо почерпая свою силу из сверхчеловеческого источника, он сумеет нести нечеловеческие бремена и создавать на земле великое и чудесное.
ОБ ИСКРЕННОСТИ
...Человек становится искренним тогда, когда он имеет в своей душе некое священное средоточие, к которому он относится с серьёзным и целостным благоговением; когда он в своём жизненном выборе и делании «иначе» не может и не хочет. <…> Тогда он и не может иначе хотеть и не хотел бы мочь иначе. И тогда ему нужно ещё только мужество, чтобы блюсти верность своей святыне и делать из этого все жизненные выводы.
Искренность есть мужество; и человек становится мужественным. Искренность есть вернопреданность, и человек становится верным поборником Божьего дела. Искренность есть прозрачность горящей души; и человек становится огненным и прозрачным. А это значит, что он счастливо разрешил задачу отрешённости и преуспел в искусстве одиночества...
Что может начать и создать человек с заглохшим сердцем, если всё великое и глубокое, всё Божественное в жизни требует искренности и любви?.. Из лицемерия и лжи никогда ещё не возникало ничего великого и прочного. Вот почему искренность есть дар Бога и сокровище человека.
ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ
Есть только одно истинное «счастье» на земле — пение человеческого сердца. Если оно поёт, то у человека есть почти всё; почти, потому что ему остается ещё позаботиться о том, чтобы сердце его не разочаровалось в любимом предмете и не замолкло.
Сердце поёт, когда оно любит; оно поёт от любви, которая струится живым потоком из некой таинственной глубины и не иссякает; не иссякает и тогда, когда приходят страдания и муки, когда человека постигает несчастье, или когда близится смерть, или когда злое начало в мире празднует победу за победой и кажется, что сила добра иссякла и что добру суждена гибель. И если сердце всё-таки поёт, тогда человек владеет истинным «счастьем», которое, строго говоря, заслуживает иного, лучшего наименования.
Сердце поёт не от влюблённости, а от любви; и пение его льётся подобно безконечной мелодии, с вечно живым ритмом, в вечно новых гармониях и модуляциях. Сердце приобретает эту способность только тогда, когда оно открывает себе доступ к божественным содержаниям жизни и приводит свою глубину в живую связь с этими не разочаровывающими драгоценностями неба и земли.
Тогда начинается настоящее пение; оно не исчерпывается и не иссякает, потому что течёт из вечно обновляющейся радости.
Постскриптум_______________
Ни один народ в мире не имел и не имеет ни такой территории, ни такого национального состава, ни такой истории, как Россия. У нас своя, особая вера, свой характер, свой уклад души. Мы иначе любим, иначе созерцаем, иначе поём. У нас иное правосознание, иная государственность. Так было всегда. И так обстоит особенно теперь, после всего перенесённого Россией в революции.
Ум и воля приводятся у русского человека в движение любовью (или, соответственно, ненавистью) и верою.
И. Ильин. «Об основах духовного характера», 1934 г.
Дайте себе труд заглянуть в историческую карту Европы эпохи Карла Великого и первых Каролингов (768— 843 по Р. X.). Вы увидите, что почти от самой Дании, по Эльбе и за Эльбой (славянская «Лаба»!), через Эрфурт к Регенсбургу и по Дунаю — сидели славянские племена: Абодриты, Лютичи, Линоны, Гевелы, Редарии, Укры, Поморяне, Сорбы и много других. Где они все? Что от них осталось?
Население Германии, поглотившей столько племён, доведено посредством безпощадной денационализации до всегерманской однородности, а в России общие переписи установили сначала свыше ста, а потом до ста шестидесяти различных языковых племён и до тридцати различных исповеданий. И господа расчленители забывают, что племенной состав для затеваемого ими политического расчленения соблюла именно Императорская Россия.
15 июня 1950 г.
Мы должны быть готовы к тому, что расчленители России попытаются провести свой враждебный и нелепый опыт даже и в после-большевистском хаосе, обманно выдавая его за высшее торжество «свободы», «демократии» и «федерализма», — российским народам и племенам на погибель, авантюристам, жаждущим политической карьеры, на «процветание», врагам России на торжество. Мы должны быть готовы к этому, во-первых, потому, что германская пропаганда вложила слишком много денег и усилий в украинский (а может быть, и не только в украинский) сепаратизм; во-вторых, потому, что психоз мнимой «демократии» и мнимого «федерализма» охватил широкие круги пореволюционных честолюбцев и карьеристов; в-третьих, потому, что мировая закулиса, решившая расчленить Россию, отступит от своего решения только тогда, когда её планы потерпят полное крушение.
30 июня 1950 г.
Германия, рассматривая русский народ как предназначенный для неё исторический «навоз», совершенно неспособна понять, что Россия не погибнет от расчленения, но начнёт воспроизведение всего хода своей истории заново: она, как великий «организм», снова примется собирать свои «члены», продвигаясь по рекам к морям, к горам, к углю, к хлебу, к нефти, к урану.
15 июля 1950 г.
Нет единой общеобязательной «западной культуры», перед которой всё остальное — «темнота» или «варварство». Запад нам не указ и не тюрьма. Его культура не есть идеал совершенства.
Хороши мы в данный момент нашей истории или плохи, мы призваны и обязаны идти своим путём: очищать своё сердце, укреплять своё созерцание, осуществлять свою свободу и воспитывать себя к предметности. Как бы ни были велики наши исторические несчастия и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими; творить, а не заимствовать; обращаться к Богу, а не подражать соседям; искать русского видения, русских содержаний и русской формы, а не ходить в кусочки, собирая на мнимую бедность. Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Богу и учителя себе самим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру — из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом — смысл русской идеи.
15 февраля 1951 г.
Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно и передающего своё видение воле для действия и мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления.
15 февраля 1951 г.
И. Ильин. «Наши задачи» (статьи 1948–1954 гг.).