Не помню ни счастья, ни горя,
Всю жизнь забываю свою,
У края безкрайнего моря,
Как маленький мальчик, стою.
Как маленький мальчик на свете,
Где снова поверить легко,
Что вечности медленный ветер
Моё овевает лицо.
Что волны безбрежные смыли
И скрыли в своей глубине
Те годы, которые были
И снились которые мне.
Те годы, в которые вышел
Я всем напряжением сил,
И всё-таки, кажется, выжил,
И кажется, будто не жил.
Не помню ни счастья, ни горя.
Простор овевает чело,
И, кроме безкрайнего моря,
В душе моей нет ничего.
27 июля 1993 г.
Стихотворение «Не помню ни счастья, ни горя…», конечно,
само по себе превосходно, но в пении Александра Васина, во-первых, как бы выявляется, становится осязаемым всё, что вложено в «текст» поэтом и что можно лишь угадывать, предчувствовать при его чтении. Во-вторых, пение, несомненно, создаёт, творит нечто такое, трудно объяснимое, чего нет в самом стихотворении. Новое произведение искусства, создаваемое певцом, в отличие от стихотворения, как бы объёмно, «трёхмерно» (тут ведь в самом деле «троичность»: слово, мелодия и сам голос певца), и в нём словно начинаешь жить. Кроме того, «над» или «вокруг» стихотворения нарастает пласт, слой
звука и смысла, принадлежащий всецело уже самому певцу, и это «наращивание», нисколько не заслоняя, не заглушая звука и смысла стихотворения, обогащает их и возвышает до какого-то последнего возможного предела — или запредельности. Не сомневаюсь, что это творение Александра Васина принадлежит к высшему уровню русского песенного искусства. И если сегодня, сейчас рождаются такие творения, разговоры об «исчезновении» русской песни оказываются явно сомнительными...
В. Кожинов, «Размышление о главной основе
отечественной культуры», 1996
Видеосъёмка: Вечер А. Васина-Макарова
8 октября 2003 г. Театр-студия "Перекрёсток"
Всю жизнь забываю свою,
У края безкрайнего моря,
Как маленький мальчик, стою.
Как маленький мальчик на свете,
Где снова поверить легко,
Что вечности медленный ветер
Моё овевает лицо.
Что волны безбрежные смыли
И скрыли в своей глубине
Те годы, которые были
И снились которые мне.
Те годы, в которые вышел
Я всем напряжением сил,
И всё-таки, кажется, выжил,
И кажется, будто не жил.
Не помню ни счастья, ни горя.
Простор овевает чело,
И, кроме безкрайнего моря,
В душе моей нет ничего.
27 июля 1993 г.
Стихотворение «Не помню ни счастья, ни горя…», конечно,
само по себе превосходно, но в пении Александра Васина, во-первых, как бы выявляется, становится осязаемым всё, что вложено в «текст» поэтом и что можно лишь угадывать, предчувствовать при его чтении. Во-вторых, пение, несомненно, создаёт, творит нечто такое, трудно объяснимое, чего нет в самом стихотворении. Новое произведение искусства, создаваемое певцом, в отличие от стихотворения, как бы объёмно, «трёхмерно» (тут ведь в самом деле «троичность»: слово, мелодия и сам голос певца), и в нём словно начинаешь жить. Кроме того, «над» или «вокруг» стихотворения нарастает пласт, слой
звука и смысла, принадлежащий всецело уже самому певцу, и это «наращивание», нисколько не заслоняя, не заглушая звука и смысла стихотворения, обогащает их и возвышает до какого-то последнего возможного предела — или запредельности. Не сомневаюсь, что это творение Александра Васина принадлежит к высшему уровню русского песенного искусства. И если сегодня, сейчас рождаются такие творения, разговоры об «исчезновении» русской песни оказываются явно сомнительными...
В. Кожинов, «Размышление о главной основе
отечественной культуры», 1996
Видеосъёмка: Вечер А. Васина-Макарова
8 октября 2003 г. Театр-студия "Перекрёсток"