Родился в деревне Коншино (Вологодская губерния) в крестьянской многодетной семье (пять сестёр и два брата); окончил в Вологде гимназию и медицинское училище. Печататься начал примерно с 1912 года. Летом 1914-го был мобилизован, проходил службу в Николаевском военном госпитале; в 1916-м знакомится с С. Есениным, Н. Клюевым, П. Карповым.
В 1918 году добровольно вступает в Красную Армию. С 1922 года жил в Москве, издал несколько сборников, последний из которых — «Былинное поле» (1924 г.).
Осенью 1924 года арестован «за принадлежность к “Ордену русских фашистов”»...* Основанием для расстрельного приговора стала работа Алексея Алексеевича Ганина «Мир и свободный труд — народам».
Реабилитирован в 1966 году.
Первое посмертное издание «Стихотворения. Поэмы. Роман» вышло в 1991 году (Архангельск).
__________________________
* Название дано в ОГПУ. Вот состав «Ордена»: братья Пётр и Николай Чекрыгины, литераторы, из мещан, 23-х и 22-х лет; Виктор Дворяшкин, сын сельского священника; Владимир Галанов, литератор, сын чиновника из г. Петракова; Григорий Никитин, крестьянин Пензенской губернии, литератор; Александр Кудрявцев, крестьянин Костромской губернии; Александр Потеряхин, крестьянин Нижегородской губернии, литератор; Кротков Михаил, бывший дворянин, юрист; Сергей Головин, профессор, 58 лет; Борис Глубоковский, 30 лет, журналист; Иван Колобов, тульский мещанин; Тимофей Сахно, крестьянин Черниговской губернии; Евгений Заугольников, 22-х лет, крестьянин из местечка Барановичи; Алексей Ганин, 32-х лет, крестьянин, поэт (глава этих «русских фашистов»).
ПРЕДУТРИЕ
С полей уходит ночь. А день ещё в далёком.
Задумалась пора. Минуты не спешат…
Заря чуть брезжит в муть. Ярка звезда востока…
Кого в белёсой мгле погосты сторожат?
С небес из чьих-то глаз роса, пахучей мёда,
струится в синь травы, чтоб грезил мотылёк.
Цветы ведут молву про красный час Восхода,
целуется во ржи с колосьем василёк.
По скатам и холмам горбатые деревни,
впивая тишину, уходят в глубь веков.
Разросся тёмный лес, стоит, как витязь древний, —
в бровях седые мхи и клочья облаков.
Раскрылись под землёй заклятые ворота.
Пропел из глубины предсолнечный петух,
и лебедем туман поднялся от болота,
чтоб в красное гнездо снести белёсый пух.
И будто жизни нет — но песня жизни всюду.
Распался круг времён, и сны времён сбылись.
Рождается рассвет, и близко, близко чудо —
когда падёт звезда и Солнцем станет лист.
* * *
Гонимый совестью незримой
За чью-то скорбь и тайный грех,
К тебе пришел я, край родимый,
Чтоб полюбить, прощая всех.
В твоих полях, в твоём покое,
В шелковых мхах твоих ланит
От Зла и каменного воя
Я думал сердце схоронить.
Я думал бред души неверной
Стряхнуть в безвременной поре
И за лесной твоей вечерней
Молиться радостной Заре.
Украдкой выгоревать стоны
Под синью звёздного шатра
И расплеснуться красным звоном
В твои певучие ветра.
Но кто-то дико заглумился
Над сном и сказкой вековой,
И новым перстнем обручился
Я с той же скорбью полевой.
Опять над Русью тяготеет
Усобиц княжичий недуг,
Опять татарской былью веет
От расписных, узорных дуг.
И мнится: где-то за горами,
В глуби степей, как и тогда,
Под золочёными шатрами
Пирует ханская орда.
Опять по Волге, буйно-красен,
Обнявшись с пленною княжной,
В узорных челнах Стенька Разин
Гуляет с вольной голытьбой.
И широко по скатам пашен,
Разнёсшись в кличе боевом,
И днём и ночью грозно пляшут
Огонь и Смерть в краю родном.
А по лесам, где пряхи Ночи
Сплетали звёздной пряжей сны,
Сверкают пламенные очи
И бич глухого Сатаны.
Умолкли песни голубые,
И с травяной твоей спины
Сорвали ризы парчевые
Твои неверные сыны.
И ты исстёганные руки
Возносишь к правде неземной,
И злей смеётся крестной муке
И добрый друг, и недруг злой.
Неотвратимо роковое
В тебе гнетёт твоих сынов,
Но чует сердце огневое:
Ты станешь сказкой для веков.
1917–1918
* * *
Кто-то тихо пропел за полями,
Промелькнул у реки в камышах,
И, как прежде, взмахнула крылами,
Зоревыми крылами душа.
Кто рабу на певучей вершине
Повелел, как огню, вострубить
В ухо вербы и вечности синей
Безымянную песню судьбы?
Вон на рожь и на серые камни,
В крыльях ветру, на дрему воды
Опрокинулось Солнце руками
Целовать золотые следы.
И опять от Заката к Востоку,
Оглашая Восток и Закат,
И лучи, и ручьи, и потоки
По холмам и оврагам журчат.
Как в венчальных одеждах невеста,
Раскидалась цветами земля,
И, встревоженный радостной вестью,
Я ушёл в голубые поля.
И на зов мой веселье вернулось
Из-за рек, из-за тёмных лесов.
И на солнце любовь улыбнулась,
И на сердце распелась любовь.
Не Тебя ль по лазурному перстню,
По горящим губам узнаю?
Ах, прими, обойми мою песню
И воскресшую душу мою.
Пусть не вечно веселье земное.
Обманулся, кто радостью пьян.
И растает в полуденном зное
Всё, как сон, как вечерний туман.
Знаю, ждёт седовласое Время.
И опять над верхушками гор
Пронесётся губящее стремя
И взмахнётся ревнивый топор.
Будет пусть. Перед рощей кудрявой
Над безлетьем мелькающих лет,
Осенённый безсмертьем и славой,
Я целую Твой ласковый след.
Переливами песенной бури
Откликаясь на песни морей,
Звёздной рожью по звонкой лазури
За Тобою уйду на заре.
1918–1920
В 1918 году добровольно вступает в Красную Армию. С 1922 года жил в Москве, издал несколько сборников, последний из которых — «Былинное поле» (1924 г.).
Осенью 1924 года арестован «за принадлежность к “Ордену русских фашистов”»...* Основанием для расстрельного приговора стала работа Алексея Алексеевича Ганина «Мир и свободный труд — народам».
Реабилитирован в 1966 году.
Первое посмертное издание «Стихотворения. Поэмы. Роман» вышло в 1991 году (Архангельск).
__________________________
* Название дано в ОГПУ. Вот состав «Ордена»: братья Пётр и Николай Чекрыгины, литераторы, из мещан, 23-х и 22-х лет; Виктор Дворяшкин, сын сельского священника; Владимир Галанов, литератор, сын чиновника из г. Петракова; Григорий Никитин, крестьянин Пензенской губернии, литератор; Александр Кудрявцев, крестьянин Костромской губернии; Александр Потеряхин, крестьянин Нижегородской губернии, литератор; Кротков Михаил, бывший дворянин, юрист; Сергей Головин, профессор, 58 лет; Борис Глубоковский, 30 лет, журналист; Иван Колобов, тульский мещанин; Тимофей Сахно, крестьянин Черниговской губернии; Евгений Заугольников, 22-х лет, крестьянин из местечка Барановичи; Алексей Ганин, 32-х лет, крестьянин, поэт (глава этих «русских фашистов»).
ПРЕДУТРИЕ
С полей уходит ночь. А день ещё в далёком.
Задумалась пора. Минуты не спешат…
Заря чуть брезжит в муть. Ярка звезда востока…
Кого в белёсой мгле погосты сторожат?
С небес из чьих-то глаз роса, пахучей мёда,
струится в синь травы, чтоб грезил мотылёк.
Цветы ведут молву про красный час Восхода,
целуется во ржи с колосьем василёк.
По скатам и холмам горбатые деревни,
впивая тишину, уходят в глубь веков.
Разросся тёмный лес, стоит, как витязь древний, —
в бровях седые мхи и клочья облаков.
Раскрылись под землёй заклятые ворота.
Пропел из глубины предсолнечный петух,
и лебедем туман поднялся от болота,
чтоб в красное гнездо снести белёсый пух.
И будто жизни нет — но песня жизни всюду.
Распался круг времён, и сны времён сбылись.
Рождается рассвет, и близко, близко чудо —
когда падёт звезда и Солнцем станет лист.
* * *
Гонимый совестью незримой
За чью-то скорбь и тайный грех,
К тебе пришел я, край родимый,
Чтоб полюбить, прощая всех.
В твоих полях, в твоём покое,
В шелковых мхах твоих ланит
От Зла и каменного воя
Я думал сердце схоронить.
Я думал бред души неверной
Стряхнуть в безвременной поре
И за лесной твоей вечерней
Молиться радостной Заре.
Украдкой выгоревать стоны
Под синью звёздного шатра
И расплеснуться красным звоном
В твои певучие ветра.
Но кто-то дико заглумился
Над сном и сказкой вековой,
И новым перстнем обручился
Я с той же скорбью полевой.
Опять над Русью тяготеет
Усобиц княжичий недуг,
Опять татарской былью веет
От расписных, узорных дуг.
И мнится: где-то за горами,
В глуби степей, как и тогда,
Под золочёными шатрами
Пирует ханская орда.
Опять по Волге, буйно-красен,
Обнявшись с пленною княжной,
В узорных челнах Стенька Разин
Гуляет с вольной голытьбой.
И широко по скатам пашен,
Разнёсшись в кличе боевом,
И днём и ночью грозно пляшут
Огонь и Смерть в краю родном.
А по лесам, где пряхи Ночи
Сплетали звёздной пряжей сны,
Сверкают пламенные очи
И бич глухого Сатаны.
Умолкли песни голубые,
И с травяной твоей спины
Сорвали ризы парчевые
Твои неверные сыны.
И ты исстёганные руки
Возносишь к правде неземной,
И злей смеётся крестной муке
И добрый друг, и недруг злой.
Неотвратимо роковое
В тебе гнетёт твоих сынов,
Но чует сердце огневое:
Ты станешь сказкой для веков.
1917–1918
* * *
Кто-то тихо пропел за полями,
Промелькнул у реки в камышах,
И, как прежде, взмахнула крылами,
Зоревыми крылами душа.
Кто рабу на певучей вершине
Повелел, как огню, вострубить
В ухо вербы и вечности синей
Безымянную песню судьбы?
Вон на рожь и на серые камни,
В крыльях ветру, на дрему воды
Опрокинулось Солнце руками
Целовать золотые следы.
И опять от Заката к Востоку,
Оглашая Восток и Закат,
И лучи, и ручьи, и потоки
По холмам и оврагам журчат.
Как в венчальных одеждах невеста,
Раскидалась цветами земля,
И, встревоженный радостной вестью,
Я ушёл в голубые поля.
И на зов мой веселье вернулось
Из-за рек, из-за тёмных лесов.
И на солнце любовь улыбнулась,
И на сердце распелась любовь.
Не Тебя ль по лазурному перстню,
По горящим губам узнаю?
Ах, прими, обойми мою песню
И воскресшую душу мою.
Пусть не вечно веселье земное.
Обманулся, кто радостью пьян.
И растает в полуденном зное
Всё, как сон, как вечерний туман.
Знаю, ждёт седовласое Время.
И опять над верхушками гор
Пронесётся губящее стремя
И взмахнётся ревнивый топор.
Будет пусть. Перед рощей кудрявой
Над безлетьем мелькающих лет,
Осенённый безсмертьем и славой,
Я целую Твой ласковый след.
Переливами песенной бури
Откликаясь на песни морей,
Звёздной рожью по звонкой лазури
За Тобою уйду на заре.
1918–1920