«Антология русского лиризма. ХХ век» (издание 3-е, 2019 г.)

ОТ СОБИРАТЕЛЯ

Идея Антологии — построить книгу русской жизни, выбрав из океана публикаций такие стихи, песни, отрывки писем, дневников, философских трактатов, фрагменты прозы, которые обладают особой тональностью, передающей ключевое, на мой взгляд, жизненное свойство русских людей — народный лиризм, то есть чувство первородной связи с землёй и небом, приятие жизни, даже если она не слишком жалует тебя, ибо что-то врождённое подсказывает: всё видимое — только малая часть жизни иной, просторы которой и бередят веками русские сердца.
В фильме «Белые росы» старик-крестьянин Федос (замечательный В. Санаев) исповедуется на рассвете солнцу... В шукшинской «Калине красной» бывший вор Егор Прокудин тихо разговаривает с берёзками... Мой дед Александр Никитич каждый вечер перед сном обходил свой маленький сад, шепча что-то каждой яблоньке...
Это для нас нормально. Как и обращение к незнакомым на улице — «отец», «мамаша», «сынок», «браток», «доченька»... словно мы одна семья. Неужели перестали замечать?
А наше отношение к деньгам и богатству вообще — этому богу и Запада и Востока... А наши сибирские бичи — бывшие доктора и кандидаты наук, литераторы, госслужащие, оставившие свои кафедры, кабинеты, тиражи и зарубежные вояжи и ставшие таёжными мужиками, которые если о чём и жалели, так о годах, проведённых в кабинетах и вояжах...
Чувство чего-то неизмеримо большего, чем любое преуспеяние, толкает многих русских на странные поступки, часто сбивает с ног — спиваются, пропадают... Да песни наши, в которых тоска и тяга окаянная какая-то... куда?
Лиризм, о котором речь, — тип жизни, в которой преобладает не действие, а чувство, мечта.
Однако если под влиянием некоторых обстоятельств эти чувства, мечтания превращаются в действие, тогда... даже царь-«анчихрист» служит пользе православной России; тогда, почти проиграв одну войну, русские берут Париж, почти проиграв другую — входят в Берлин; разрушив империю царскую, создают новую, ещё более мощную; снова разрушив жизнь очередной «перестройкой», через какое-то время построят...
«Апология России... Боже мой! Эту задачу принял на себя мастер, который выше всех нас и который выполнял её, мне кажется, довольно успешно. Истинный защитник России — это история (выделено Ф. Тютчевым. — А. В-М.); ею в течение трёх столетий (мы можем сказать — четырёх. — А. В-М.) неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым она подвергает свою таинственную судьбу». Возможно, русский лиризм, то есть реальная практическая народная философия (пусть и не сформулированная), стал основой народного характера, определившего такую историю нашей страны.
Природной религиозностью и народным иррационализмом, этим русским типом лада с жизнью, русский лиризм противостоит натиску роботных цивилизаций. (Кстати, многие народы, живущие с нами, по мере сил ассимилируют жизненный лиризм русских.)
...Прочитайте стихи Ю. Белаша (см. в нашей Антологии) о том, как немцы в часы затишья просят русских солдат (кричат через нейтральную полосу!) спеть им русские песни — своих-то у немцев не было... Не было у них ни Исаковского, ни Фатьянова...
— Что для Вас были стихи в лагере? — обращаюсь я к С. По- дёлкову.
— Жизнь, — говорит он.
Из вступления понятно, надеюсь, что в нашей Антологии нет многих «обязательных» имён советского периода и самозванцев постсоветской ярмарки.
Свои места занимают «малоизвестные» авторы с Урала, Кубани, Дона, Алтая, русского Севера, Дальнего Востока, жители срединной России, Украины, Казахстана, Якутии, Белоруссии...
Много тех, кто воевал — в Первую мировую, Гражданскую, Отечественную, Афганскую...
Рядом те, кто сочинять стихи, песни начал в тюрьмах и лагерях.
Немало авторов — и начала века, и нынешних, — связанных с так называемым западничеством, но и в их строках, пусть немногих, чувствуется влияние, магнетика лиризма нашей земли.
Конечно, русское зарубежье. Больше — эмиграция 20-х годов.

Среди семисот с лишним авторов много непрофессиональных писателей: крестьяне, учителя, военные, учёные, рабочие, врачи, юристы и т. д.
Иногда созданное человеком значило меньше, чем история его жизни. Но что-то мешало отодвинуть в сторону листки со стихами. Откройте ну хоть Ивана Антонова: неужели сильная жизнь меньше сильного стихотворения?
А ожерелье из самых эстетически драгоценных «камней» родной словесности соберут другие.
Алфавитное расположение имён принято по причине его нейтральности к историко-литературным условностям: направлениям, поколениям, поэтическим школам и проч.
Биографические сведения об авторах целиком зависели от наличия материала, и потому их объём колеблется от краткого очерка до, увы, минимальной информативной справки. О некоторых узнать не удалось совсем ничего. Проступающие кое-где резковатые тона связаны не с героями заметок, а с устаревшими легендами о них, с режиссёрами «общественного мнения». (Кстати, о кавычках: как правило, они не иронические, а лишь напоминающие, что заключённые в них понятия точного значения, вообще говоря, не имеют — например, «серебряный век», «комсомольский поэт», «перестройка» и т. д.)
Раздел «Постскриптум», неритмично, но постоянно появляющийся на протяжении трёх томов, возник уже в процессе окончательного размещения материала: какие-то воплощения народного лиризма потребовали особого разговора — «за кулисами», «на лестнице».
Хотелось, чтобы Антология получилась живая. Чтобы с читающими, хоть с некоторыми, происходило то же, что и с нами, — теми, кто собирал её: то песни, то слёзы, то ликование, то мороз по коже, то жаль какая-то... «и от родства, и от печали, Бог знает от чего ещё». (Д. Самойлов — о поэзии В. Соколова.)
Книгу эту мы делали для своих детей, для друзей, для себя. А дальше... Бог знает для чего ещё.

А. Васин-Макаров

* * *

Необходимость нового издания обнаружилась сразу по выходу первого трёхтомника (2000 г.), но ни Сытина, ни Суворина не нашлось. Пару лет назад Вера Черневич от имени группы студийцев буквально потребовала продолжения работы над Антологией! И вот сейчас сошлось.
В третьем варианте: 1) уточнены даты жизни у десятков авторов (у многих появилась, увы, «вторая дата»); 2) в этом издании более пятидесяти новых имён (а какие-то имена отцвели); 3) вводится как неизбежность буква «ё»; 4) отменяется подлая приставка «бес-» — на месте «без-»; 5) обновлены более 400 подборок (благодаря книгам, присланным авторами, и новым публикациям, о коих двадцать лет назад и мечтать было невозможно). Условная «советскость» уступает безусловной русскости (как и в жизни).
От меня будущему читателю — более близкое (менее «теоретическое») понятие о русском лиризме: это наша врождённая, инстинктивная искренность.

А. Васин-Макаров 10 февраля 2019 г.

* * *

...поэзия, подобно молитве, подобно пению, подобно всему национальному искусству, есть голос самой России, есть её живой вздох, её живой стон, её живое слово.
Это сам русский народ, исторически и страдальчески выросший в своей природе и в своём быту — своим собственным родным языком, устами своих собственных национальных поэтов — говорит и поёт сам из себя, о самом себе. Поёт о себе заветное, выговаривает свою душу, стеная от земной жизни и вздыхая о Боге, о святости и праведности, о героизме и справедливости, о любви, о своём призвании, о грехе и покаянии, обо всём, что его пленяет или отталкивает.
Вряд ли есть ещё один народ на свете, который имел бы такую поэзию, как русская — и по языку, и по творческой свободе, и по духовной глубине. Да — по глубине. Ибо силою исторического развития оказалось, что русский поэт есть одновременно национальный пророк и мудрец и национальный певец и музыкант . И в русской поэзии, открытой всему на свете: и Богу, и молитве, и миру; и своему, и чужому; и последней полевой былинке, и тончайшему движению души, — мудрость облекается в прекрасные образы, а образы изливаются в ритмическом пении. Так русская поэзия вместила в себя глубочайшие идеи русской религиозности и русской философии и сама стала органом национального самосознания.

И. А. Ильин

Вы можете заказать Антологию русского лиризма. ХХ век здесь

Стоимость каждого тома - 1 500 руб.