Вадим КОЖИНОВ
НОВЫЕ ПЕСНИ О ГЛВНОМ
Это должно было быть интервью с Вадимом Валериановичем КОЖИНОВЫМ в духе сакраментальных «Как Вам видится то-то?», «Что Вы думаете по поводу того-то?», «Какова, на Ваш взгляд, ситуация там-то?» и т.п. Однако интервьюерски допросить Кожинова не вышло. Зная уже, о чём хочет сказать, он сам начал и повёл речь и сам её завершил. Так что мы оставили свои наводящие вопросы и только переспрашивали или отзывались короткими репликами, о чём, впрочем, ни разу не пожалели тогда и не жалеем теперь. Слушали Вадима Валериановича и записали сказанное им Лариса БАРАНОВА-ГОНЧЕНКО и Александр БЕЛАЙ.
В. В. Кожинов: Знаете, Лариса, меня всегда трогало, что у нас с вами все, или почти все представления о ценности тех или иных явлений в литературе, в культуре совпадали. Это было с давних пор, с того момента, когда здесь однажды собрались человек двенадцать совсем молодых начинающих писателей с вами, так сказать, во главе. Я с удовольствием вспоминаю, как много вы сделали, чтобы ввести их в литературу – например, того же Лапшина, – я очень этим дорожу. Я тоже пытался что-то делать в этом направлении, но вы из тех немногих людей, действовавших, пожалуй, даже результативнее, чем я.
Л. Г. Баранова-Гонченко: Я училась у вас…
В. В. Кожинов: И поэтому, не скрою, я был весьма огорчён, когда заговорил как-то при вас о певце, а вернее, о песнотворце Александре Васине, а вы меня не поддержали. Я поначалу был в некотором недоумении: как же это так – при таком родстве душевном… Впоследствии я понял, что вы просто мало его слышали и мало о нём знаете, и сейчас я хотел бы рассказать о нём подробнее. Дело в том, что Александр Васин, с моей точки зрения, мало того что представляет собой замечательное явление русской вокальной культуры, – именно поэтому вокруг него образовалась, выражаясь современным популярным термином, целая структура, состоящая из нескольких десятков молодых людей, которые его боготворят, поддерживают, – любому его выступлению обязательно сопутствует видеозапись. Существует несколько десятков часов таких видеозаписей… Почему я говорю, что это явление очень важное и значительное? Я много занимался поэзией и считаю, что в конечном счёте оказался прав, потому что поэзия Рубцова, допустим... да и того же Кузнецова, и других сыграла в своё время немалую роль в общенародном, если хотите, сознании. Но сейчас наступило время (это можно объяснить, привести целый ряд аргументов), когда стихи «не действуют». В частности, потому что они требуют от человека активного сотворчества, усилия понимания, проникновения. В этом отношении песня – совершенно другое дело. Песня как раз этого не требует. Она представляется не просто как слова, но как синтез трёх основных искусств: слово, музыка, театр; она не ждёт, когда её поймут, а сама входит в душу. Экспериментально доказано, что человек, слушающий песню, тем самым как бы и сам поёт – у него даже соответственно напрягаются голосовые связки. Вы знаете, Лариса, как давно я увлекаюсь песней. Помните Тюрина, – сколько я о нём говорил везде, как и о Татьяне Петровой. Первая моя статья о Тюрине была опубликована в «Огоньке», тогда ещё, кстати, очень многотиражном, двадцать лет назад. С тех пор я не переставал писать о песне и утверждать, что песня, будучи синтезом трёх основных искусств, является сердцевиной вообще нашей культуры. У любого из великих русских писателей можно найти гимн песне. Несколько стихотворений Пушкина, отступления в «Мёртвых душах» Гоголя, знаменитые тургеневские «Певцы», великолепный, по-моему, лучший рассказ Бунина «Косцы» – всего перечислить невозможно… То есть песня – это даже не первостепенная, а уникальная ценность, из которой всё как бы вырастает. Кроме того, что особенно интересно, благодаря песне русская культура является всенародной. Когда в прошлом веке подавляющее большинство людей было неграмотно и стихи, прямо скажем, читало ничтожное их число – стихи-то уже были, то есть были и Пушкин, и Лермонтов, и Некрасов, даже изысканный Фет – именно благодаря песне их стихи становились всенародными. Кстати, только в России возможно, чтобы такое глубокое стихотворение, как стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу...», стало народной песней. И обратите внимание, что произошло недавно, когда устроили эту пародию «Старые песни о главном». Получилась, с моей точки зрения, замечательная вещь: они хотели спародировать, а у них не получилось. То есть присутствует что-то в генах, что не дало возможности эти песни спародировать. Так вот, если воспользоваться сей формулировкой: Александр Васин создаёт новые песни о главном, а не «старые». Это нечто другое, чем то, что делают другие, даже превосходные, певцы: они, так сказать, возрождают ту или иную песню, Васин же воскрешает саму стихию русской песенности. Причём, уверяю вас (и могу это показать, да и покажу сейчас), он поёт совершенно по-современному. Я много раз присутствовал на его концертах в молодёжных аудиториях – всех это затрагивало! Было видно, как в людях постепенно просыпается что-то чрезвычайно глубокое, чувство присутствия чего-то крайне им необходимого и важного… Впрочем, посмотрите и послушайте сами. (Включает видеозапись, меняет кассеты, даёт короткие пояснения: время, место съёмки. На экране в разных аудиториях и на разных сценах человек с гитарой, лет пятидесяти, с бородой, с пронзительным взглядом и, что называется, «медвежьей грацией». Он поёт песни на стихи Рубцова, Лермонтова, Соколова, на свои собственные. Песни действительно блистательные по мощи и проникновенности. Описывать это безполезно. Остаётся только от всей души пожелать читателю найти и послушать песни Александра Васина или попасть на его концерт. Остаётся только, пусть и вполне всё понимая, поразиться тому, что Александра Васина нет как нет ни на одном канале телевидения. Запись 9 Мая 1995 года: Александр Васин и его молодые соратники поют и играют в сквере Большого театра в окружении взволнованных и счастливых людей – молодых и пожилых, детей и взрослых. Свежесть и красота молодости, благолепно оживлённая старость, ликующие дети – искромётная феерия русской праздничной стихии, в которой так органичны и слёзы на глазах ветеранов, и пока ещё несмышлёный детский румяный восторг. И такого тоже не увидишь на нынешнем ТВ. Там ветераны – дрожащие, забитые, несчастные, вырождающиеся, униженно благодарящие за дармовую «благотворительную» похлёбку, а народ – дурацки и лихо пьян – облапошенный «совок»; о, этот зуд глумления, эти лихорадочные репортёрские шепотки оператору: «Рожи, рожи подебильнее ищи!»). Ну что вы скажете теперь?
Л. Г. Баранова-Гонченко: Да... В самом деле, я ведь слышала его фрагментарно, несколько песен довольно уже давно, – чем-то мне они Окуджаву напомнили.
В. В. Кожинов: Да, он действительно начинал со всего этого когда-то, ездил в молодости по знаменитым сборищам «бардов». Но с тех пор проделал глубочайшую эволюцию. Я немного расскажу о нём. Он родился в 1945 году – если хотите, сын войны, что выражено в его песнях. Пел он с детства, потому что пели его дед, отец и мать, то есть в доме сохранялась общенародная стихия песни. Он никогда не стремился занять в обществе высокое положение, и я знаю, что на этой почве у него даже были конфликты с отцом, который, придя с войны, сумел сделать очень успешную государственную карьеру – достиг приблизительно ранга замминистра. Васин же окончил, представьте, математический факультет пединститута и 20 лет проработал учителем математики… Он до перестройки, вернее, до 1991 года был, как и многие, «либералом». То, что произошло тогда, его отрезвило, заставило как следует осмотреться. Начинал, повторяю, с «бардов», теперь же совершенно от этого отошёл. И надо прямо сказать, что нас захлёстывал не только вал всего «американского», но и «барды» заглушали, оттесняли русскую песню. В частности, потому, что никакое то было не пение. Это – диссидентская мелодекламация. Не буду скрывать: я тоже в конце 50-х – начале 60-х увлекался тем же Окуджавой. Я считаю очень даровитым Высоцкого. Недавно я, кстати, напечатал о нём большое интервью, где сказал то, что думаю теперь: что песни Высоцкого, конечно, выразили его время – но и только, и дальше жить они не будут. В них нет жизненно-творческого начала. В подтверждение я привёл случай: когда-то ко мне приехали два молодых человека из Белгородской области, оба – учителя средней школы, и говорят мне: Шукшин и Высоцкий для нас – безценные вещи. Я говорю им: это все-таки очень разные явления. А тогда как раз «Калина красная» шла… Обратите внимание, говорю я им, – герой Шукшина от неправедно, дико прожитой жизни плачет и катается по земле, за ним видна церковь, но он на неё не смотрит, не замечает, – а вот Шукшин-то эту церковь видел! Что же касается Высоцкого, – он совершенно совпадал со своими героями и видел только то, что и они. Я готов согласиться, что герои Высоцкого – это герои и Шукшина, но Шукшина над ними нет... Так вот, опять возвращаясь к Васину: пел он с детства и сумел сохранить бывшую в его доме народную песенную стихию и поднять это позже, я считаю, на большую высоту. Без этого наследства, если бы он просто присоединился к какому-то уже профессиональному, готовому, опыту, -– вряд ли, я думаю, он создал бы то, что создал. В любом разговоре он не устаёт подчёркивать, что его песни проистекают из самой жизни. Однажды с ним у меня встретилась одна женщина, в своё время игравшая большую роль на телевидении, доктор искусствоведения, и стала его слушать. Я видел, что ей нравится, но она – сугубая профессионалка – начала что-то говорить ему с чисто профессиональной точки зрения, и тут он рассвирепел… И верно: дело-то в первую очередь не в профессионализме. Я готов согласиться, что Васин поёт «непрофессионально», то есть где-то не так тянет ноту… но то, что рождено его пение живой жизнью и её воплощает, я считаю первостепенной ценностью. Кстати, русский романс создали непрофессионалы. Создатели русского романса – того самого, классического – это ведь кто такие? Это Миша Яковлев, пушкинский однокашник по лицею; это граф Виельгорский, который никаких консерваторий, как говорится, не кончал; это генерал Титов – тоже был «дилетант»… Короче говоря, романс возник из жизни. Так же точно, из жизни, возникают песни Александра Васина.
И ещё. О том, что песня – действительно уникальный вид искусства, должны сейчас думать, прежде всего, люди литературы. Я позволю себе высказать мысль, хотя и понимаю, что её можно оспорить, – что даже и поныне классическая поэзия в душах многих и многих русских людей существует неотрывно от мелодии. Они помнят из русской поэзии то, что воспринято как песни и романсы. А поскольку это так, то, говоря о песне в писательской газете, мы не только не выходим за пределы литературы, – напротив! Я уже отмечал, что сегодня стихи как тексты не действуют на людей. И я думаю, что дойти до людей по-настоящему они могут только в виде песен. Я знаю, что кого-то это, может быть, обидит, но я считаю, что это именно так. И те поэты, песни на стихи которых поёт Васин, должны быть ему безконечно благодарны, потому что он действительно даёт их стихам реальную живую жизнь. Вы сами слышали, как звучит в исполнении Васина Соколов, Рубцов, даже Лермонтов!
А. А. Белай: Вадим Валерианович, я знаю, что по поводу того, как русская поэзия именно благодаря песне становилась всенародной, у вас есть интересные идеи. В частности, идея – я бы назвал её так – «народной коммуникации»…
В. В. Кожинов: Существует представление, что будто бы по мере прогресса возрастают контакты между людьми. На самом деле они чудовищно сокращаются и оскудевают. Сегодня человек, действительно, истинно общается, в сущности, с несколькими родственниками, знакомыми, сослуживцами и едва знает, а то и вовсе не знает соседей по лестничной площадке. Раньше родство было гигантским, простиралось до третьей и четвёртой степени. Раньше в любой русской деревне её житель знал абсолютно всех жителей своей деревни и, как правило, жителей нескольких со седних деревень. Тут были связи и профессиональные, и религиозные, и родственные, поскольку невест и женихов полагалось брать не из своих, а из других деревень. Теперь представьте себе: житель какой-то глухой деревни попал в Москву, услышал полюбившуюся песню, вернулся в свою деревню, запел эту песню... Тогда ведь, кстати, не было деления на производителя и потребителя песен: одни поют, а другие слушают, – пели все. …Так вот достаточно было запеть в деревне привезённую из Москвы песню, скажем, на стихи Лермонтова (не случайно сохранилась поговорка «В Москву за песнями») – и через очень короткое время она, как круги по воде от брошенного камня, расходилась практически безгранично – из деревни в деревню... Конечно, это происходило медленнее, чем теперь, когда песне достаточно прозвучать по телевидению, но зато это было, если угодно, намного прочнее. Представление о том, что раньше, без телевидения и радио, люди жили в глухой изоляции друг от друга, а теперь каждый общается чуть ли не со всем миром, на самом деле ошибочно. Нынешнее «общение» совершенно формально. Более того, принято думать, что теперешние люди получают гораздо больше информации, чем раньше, попросту больше знают, чем, допустим, сто или двести лет назад. Но если говорить об информации, получаемой непосредственно от реальной жизни, от природы – а именно такая информация и есть самая ценная – вне всякого сомнения, у жителей тогдашних деревень её было больше, чем у нынешних горожан. Они знали лично огромное количество людей, знали «в лицо» каждое животное в округе, каждое дерево, растение, у них был неисчерпаемый запас фольклора, устного народного творчества, которое они знали опять-таки не как потребители, а как творцы. Они по крайней мере каждое воскресенье все вместе приобщались к жизни церкви… Вот если всё это подсчитать, то окажется, что по-настоящему ценной информации у них было гораздо больше. Что же касается того, что сейчас человек получает по телевизору информацию, то это очень сомнительная информация. Это кем-то пережёванная и соответствующим образом препарированная информация, которая по большей части не имеет ничего общего с жизнью страны и целого мира.
А. А. Белай: Но в таком случае дело – в смысле получения нами истинной информации – представляется безнадежным?
В. В. Кожинов: Это гигантская проблема, но проблема всё-таки, на мой взгляд, не так мрачно выглядящая. Видите ли, я считаю понятие прогресса абсолютно ложным. Это просто подмена религии: якобы мир совершенствуется… По законам существования Вселенной любое приобретение оборачивается равноценной утратой. Это легко можно показать на простейших примерах. Сейчас человек открывает кран в своей квартире и пьёт воду, а раньше он вынужден был идти за ней к колодцу, к роднику. Вроде бы удобно и избавляет от многих хлопот. Но одновременно те же самые люди тратятся на всякие фильтры и стремятся купить так называемую родниковую, очищенную воду, платя за неё, скажем, по доллару за бутылку. Хотя вода эта очень сомнительной родниковости. То есть, с одной стороны, мы необычайно выиграли, а с другой – потеряли едва ли не больше… Так что прогресс вовсе не неуязвим, и вместе с ним ложна постановка вопроса в том духе, что возможно нечто безвозвратно утратить, проблема обратимости – необратимости. Вообще в мире всё устроено так, что в каждый данный момент зло бывает сильнее добра, побеждает его, но остаётся и действует на будущее только добро.
P. S. На Общероссийском совещании молодых писателей Александр ВАСИН принят в Союз писателей России.
«Образ России»
№0 (00) 3 апреля 1998 года
НОВЫЕ ПЕСНИ О ГЛВНОМ
Это должно было быть интервью с Вадимом Валериановичем КОЖИНОВЫМ в духе сакраментальных «Как Вам видится то-то?», «Что Вы думаете по поводу того-то?», «Какова, на Ваш взгляд, ситуация там-то?» и т.п. Однако интервьюерски допросить Кожинова не вышло. Зная уже, о чём хочет сказать, он сам начал и повёл речь и сам её завершил. Так что мы оставили свои наводящие вопросы и только переспрашивали или отзывались короткими репликами, о чём, впрочем, ни разу не пожалели тогда и не жалеем теперь. Слушали Вадима Валериановича и записали сказанное им Лариса БАРАНОВА-ГОНЧЕНКО и Александр БЕЛАЙ.
В. В. Кожинов: Знаете, Лариса, меня всегда трогало, что у нас с вами все, или почти все представления о ценности тех или иных явлений в литературе, в культуре совпадали. Это было с давних пор, с того момента, когда здесь однажды собрались человек двенадцать совсем молодых начинающих писателей с вами, так сказать, во главе. Я с удовольствием вспоминаю, как много вы сделали, чтобы ввести их в литературу – например, того же Лапшина, – я очень этим дорожу. Я тоже пытался что-то делать в этом направлении, но вы из тех немногих людей, действовавших, пожалуй, даже результативнее, чем я.
Л. Г. Баранова-Гонченко: Я училась у вас…
В. В. Кожинов: И поэтому, не скрою, я был весьма огорчён, когда заговорил как-то при вас о певце, а вернее, о песнотворце Александре Васине, а вы меня не поддержали. Я поначалу был в некотором недоумении: как же это так – при таком родстве душевном… Впоследствии я понял, что вы просто мало его слышали и мало о нём знаете, и сейчас я хотел бы рассказать о нём подробнее. Дело в том, что Александр Васин, с моей точки зрения, мало того что представляет собой замечательное явление русской вокальной культуры, – именно поэтому вокруг него образовалась, выражаясь современным популярным термином, целая структура, состоящая из нескольких десятков молодых людей, которые его боготворят, поддерживают, – любому его выступлению обязательно сопутствует видеозапись. Существует несколько десятков часов таких видеозаписей… Почему я говорю, что это явление очень важное и значительное? Я много занимался поэзией и считаю, что в конечном счёте оказался прав, потому что поэзия Рубцова, допустим... да и того же Кузнецова, и других сыграла в своё время немалую роль в общенародном, если хотите, сознании. Но сейчас наступило время (это можно объяснить, привести целый ряд аргументов), когда стихи «не действуют». В частности, потому что они требуют от человека активного сотворчества, усилия понимания, проникновения. В этом отношении песня – совершенно другое дело. Песня как раз этого не требует. Она представляется не просто как слова, но как синтез трёх основных искусств: слово, музыка, театр; она не ждёт, когда её поймут, а сама входит в душу. Экспериментально доказано, что человек, слушающий песню, тем самым как бы и сам поёт – у него даже соответственно напрягаются голосовые связки. Вы знаете, Лариса, как давно я увлекаюсь песней. Помните Тюрина, – сколько я о нём говорил везде, как и о Татьяне Петровой. Первая моя статья о Тюрине была опубликована в «Огоньке», тогда ещё, кстати, очень многотиражном, двадцать лет назад. С тех пор я не переставал писать о песне и утверждать, что песня, будучи синтезом трёх основных искусств, является сердцевиной вообще нашей культуры. У любого из великих русских писателей можно найти гимн песне. Несколько стихотворений Пушкина, отступления в «Мёртвых душах» Гоголя, знаменитые тургеневские «Певцы», великолепный, по-моему, лучший рассказ Бунина «Косцы» – всего перечислить невозможно… То есть песня – это даже не первостепенная, а уникальная ценность, из которой всё как бы вырастает. Кроме того, что особенно интересно, благодаря песне русская культура является всенародной. Когда в прошлом веке подавляющее большинство людей было неграмотно и стихи, прямо скажем, читало ничтожное их число – стихи-то уже были, то есть были и Пушкин, и Лермонтов, и Некрасов, даже изысканный Фет – именно благодаря песне их стихи становились всенародными. Кстати, только в России возможно, чтобы такое глубокое стихотворение, как стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу...», стало народной песней. И обратите внимание, что произошло недавно, когда устроили эту пародию «Старые песни о главном». Получилась, с моей точки зрения, замечательная вещь: они хотели спародировать, а у них не получилось. То есть присутствует что-то в генах, что не дало возможности эти песни спародировать. Так вот, если воспользоваться сей формулировкой: Александр Васин создаёт новые песни о главном, а не «старые». Это нечто другое, чем то, что делают другие, даже превосходные, певцы: они, так сказать, возрождают ту или иную песню, Васин же воскрешает саму стихию русской песенности. Причём, уверяю вас (и могу это показать, да и покажу сейчас), он поёт совершенно по-современному. Я много раз присутствовал на его концертах в молодёжных аудиториях – всех это затрагивало! Было видно, как в людях постепенно просыпается что-то чрезвычайно глубокое, чувство присутствия чего-то крайне им необходимого и важного… Впрочем, посмотрите и послушайте сами. (Включает видеозапись, меняет кассеты, даёт короткие пояснения: время, место съёмки. На экране в разных аудиториях и на разных сценах человек с гитарой, лет пятидесяти, с бородой, с пронзительным взглядом и, что называется, «медвежьей грацией». Он поёт песни на стихи Рубцова, Лермонтова, Соколова, на свои собственные. Песни действительно блистательные по мощи и проникновенности. Описывать это безполезно. Остаётся только от всей души пожелать читателю найти и послушать песни Александра Васина или попасть на его концерт. Остаётся только, пусть и вполне всё понимая, поразиться тому, что Александра Васина нет как нет ни на одном канале телевидения. Запись 9 Мая 1995 года: Александр Васин и его молодые соратники поют и играют в сквере Большого театра в окружении взволнованных и счастливых людей – молодых и пожилых, детей и взрослых. Свежесть и красота молодости, благолепно оживлённая старость, ликующие дети – искромётная феерия русской праздничной стихии, в которой так органичны и слёзы на глазах ветеранов, и пока ещё несмышлёный детский румяный восторг. И такого тоже не увидишь на нынешнем ТВ. Там ветераны – дрожащие, забитые, несчастные, вырождающиеся, униженно благодарящие за дармовую «благотворительную» похлёбку, а народ – дурацки и лихо пьян – облапошенный «совок»; о, этот зуд глумления, эти лихорадочные репортёрские шепотки оператору: «Рожи, рожи подебильнее ищи!»). Ну что вы скажете теперь?
Л. Г. Баранова-Гонченко: Да... В самом деле, я ведь слышала его фрагментарно, несколько песен довольно уже давно, – чем-то мне они Окуджаву напомнили.
В. В. Кожинов: Да, он действительно начинал со всего этого когда-то, ездил в молодости по знаменитым сборищам «бардов». Но с тех пор проделал глубочайшую эволюцию. Я немного расскажу о нём. Он родился в 1945 году – если хотите, сын войны, что выражено в его песнях. Пел он с детства, потому что пели его дед, отец и мать, то есть в доме сохранялась общенародная стихия песни. Он никогда не стремился занять в обществе высокое положение, и я знаю, что на этой почве у него даже были конфликты с отцом, который, придя с войны, сумел сделать очень успешную государственную карьеру – достиг приблизительно ранга замминистра. Васин же окончил, представьте, математический факультет пединститута и 20 лет проработал учителем математики… Он до перестройки, вернее, до 1991 года был, как и многие, «либералом». То, что произошло тогда, его отрезвило, заставило как следует осмотреться. Начинал, повторяю, с «бардов», теперь же совершенно от этого отошёл. И надо прямо сказать, что нас захлёстывал не только вал всего «американского», но и «барды» заглушали, оттесняли русскую песню. В частности, потому, что никакое то было не пение. Это – диссидентская мелодекламация. Не буду скрывать: я тоже в конце 50-х – начале 60-х увлекался тем же Окуджавой. Я считаю очень даровитым Высоцкого. Недавно я, кстати, напечатал о нём большое интервью, где сказал то, что думаю теперь: что песни Высоцкого, конечно, выразили его время – но и только, и дальше жить они не будут. В них нет жизненно-творческого начала. В подтверждение я привёл случай: когда-то ко мне приехали два молодых человека из Белгородской области, оба – учителя средней школы, и говорят мне: Шукшин и Высоцкий для нас – безценные вещи. Я говорю им: это все-таки очень разные явления. А тогда как раз «Калина красная» шла… Обратите внимание, говорю я им, – герой Шукшина от неправедно, дико прожитой жизни плачет и катается по земле, за ним видна церковь, но он на неё не смотрит, не замечает, – а вот Шукшин-то эту церковь видел! Что же касается Высоцкого, – он совершенно совпадал со своими героями и видел только то, что и они. Я готов согласиться, что герои Высоцкого – это герои и Шукшина, но Шукшина над ними нет... Так вот, опять возвращаясь к Васину: пел он с детства и сумел сохранить бывшую в его доме народную песенную стихию и поднять это позже, я считаю, на большую высоту. Без этого наследства, если бы он просто присоединился к какому-то уже профессиональному, готовому, опыту, -– вряд ли, я думаю, он создал бы то, что создал. В любом разговоре он не устаёт подчёркивать, что его песни проистекают из самой жизни. Однажды с ним у меня встретилась одна женщина, в своё время игравшая большую роль на телевидении, доктор искусствоведения, и стала его слушать. Я видел, что ей нравится, но она – сугубая профессионалка – начала что-то говорить ему с чисто профессиональной точки зрения, и тут он рассвирепел… И верно: дело-то в первую очередь не в профессионализме. Я готов согласиться, что Васин поёт «непрофессионально», то есть где-то не так тянет ноту… но то, что рождено его пение живой жизнью и её воплощает, я считаю первостепенной ценностью. Кстати, русский романс создали непрофессионалы. Создатели русского романса – того самого, классического – это ведь кто такие? Это Миша Яковлев, пушкинский однокашник по лицею; это граф Виельгорский, который никаких консерваторий, как говорится, не кончал; это генерал Титов – тоже был «дилетант»… Короче говоря, романс возник из жизни. Так же точно, из жизни, возникают песни Александра Васина.
И ещё. О том, что песня – действительно уникальный вид искусства, должны сейчас думать, прежде всего, люди литературы. Я позволю себе высказать мысль, хотя и понимаю, что её можно оспорить, – что даже и поныне классическая поэзия в душах многих и многих русских людей существует неотрывно от мелодии. Они помнят из русской поэзии то, что воспринято как песни и романсы. А поскольку это так, то, говоря о песне в писательской газете, мы не только не выходим за пределы литературы, – напротив! Я уже отмечал, что сегодня стихи как тексты не действуют на людей. И я думаю, что дойти до людей по-настоящему они могут только в виде песен. Я знаю, что кого-то это, может быть, обидит, но я считаю, что это именно так. И те поэты, песни на стихи которых поёт Васин, должны быть ему безконечно благодарны, потому что он действительно даёт их стихам реальную живую жизнь. Вы сами слышали, как звучит в исполнении Васина Соколов, Рубцов, даже Лермонтов!
А. А. Белай: Вадим Валерианович, я знаю, что по поводу того, как русская поэзия именно благодаря песне становилась всенародной, у вас есть интересные идеи. В частности, идея – я бы назвал её так – «народной коммуникации»…
В. В. Кожинов: Существует представление, что будто бы по мере прогресса возрастают контакты между людьми. На самом деле они чудовищно сокращаются и оскудевают. Сегодня человек, действительно, истинно общается, в сущности, с несколькими родственниками, знакомыми, сослуживцами и едва знает, а то и вовсе не знает соседей по лестничной площадке. Раньше родство было гигантским, простиралось до третьей и четвёртой степени. Раньше в любой русской деревне её житель знал абсолютно всех жителей своей деревни и, как правило, жителей нескольких со седних деревень. Тут были связи и профессиональные, и религиозные, и родственные, поскольку невест и женихов полагалось брать не из своих, а из других деревень. Теперь представьте себе: житель какой-то глухой деревни попал в Москву, услышал полюбившуюся песню, вернулся в свою деревню, запел эту песню... Тогда ведь, кстати, не было деления на производителя и потребителя песен: одни поют, а другие слушают, – пели все. …Так вот достаточно было запеть в деревне привезённую из Москвы песню, скажем, на стихи Лермонтова (не случайно сохранилась поговорка «В Москву за песнями») – и через очень короткое время она, как круги по воде от брошенного камня, расходилась практически безгранично – из деревни в деревню... Конечно, это происходило медленнее, чем теперь, когда песне достаточно прозвучать по телевидению, но зато это было, если угодно, намного прочнее. Представление о том, что раньше, без телевидения и радио, люди жили в глухой изоляции друг от друга, а теперь каждый общается чуть ли не со всем миром, на самом деле ошибочно. Нынешнее «общение» совершенно формально. Более того, принято думать, что теперешние люди получают гораздо больше информации, чем раньше, попросту больше знают, чем, допустим, сто или двести лет назад. Но если говорить об информации, получаемой непосредственно от реальной жизни, от природы – а именно такая информация и есть самая ценная – вне всякого сомнения, у жителей тогдашних деревень её было больше, чем у нынешних горожан. Они знали лично огромное количество людей, знали «в лицо» каждое животное в округе, каждое дерево, растение, у них был неисчерпаемый запас фольклора, устного народного творчества, которое они знали опять-таки не как потребители, а как творцы. Они по крайней мере каждое воскресенье все вместе приобщались к жизни церкви… Вот если всё это подсчитать, то окажется, что по-настоящему ценной информации у них было гораздо больше. Что же касается того, что сейчас человек получает по телевизору информацию, то это очень сомнительная информация. Это кем-то пережёванная и соответствующим образом препарированная информация, которая по большей части не имеет ничего общего с жизнью страны и целого мира.
А. А. Белай: Но в таком случае дело – в смысле получения нами истинной информации – представляется безнадежным?
В. В. Кожинов: Это гигантская проблема, но проблема всё-таки, на мой взгляд, не так мрачно выглядящая. Видите ли, я считаю понятие прогресса абсолютно ложным. Это просто подмена религии: якобы мир совершенствуется… По законам существования Вселенной любое приобретение оборачивается равноценной утратой. Это легко можно показать на простейших примерах. Сейчас человек открывает кран в своей квартире и пьёт воду, а раньше он вынужден был идти за ней к колодцу, к роднику. Вроде бы удобно и избавляет от многих хлопот. Но одновременно те же самые люди тратятся на всякие фильтры и стремятся купить так называемую родниковую, очищенную воду, платя за неё, скажем, по доллару за бутылку. Хотя вода эта очень сомнительной родниковости. То есть, с одной стороны, мы необычайно выиграли, а с другой – потеряли едва ли не больше… Так что прогресс вовсе не неуязвим, и вместе с ним ложна постановка вопроса в том духе, что возможно нечто безвозвратно утратить, проблема обратимости – необратимости. Вообще в мире всё устроено так, что в каждый данный момент зло бывает сильнее добра, побеждает его, но остаётся и действует на будущее только добро.
P. S. На Общероссийском совещании молодых писателей Александр ВАСИН принят в Союз писателей России.
«Образ России»
№0 (00) 3 апреля 1998 года
