Родился в городе Сормово (Нижегородская губерния). Отец, У. Диксон, — американец (по другим сведениям — канадский англичанин), приехал в Россию в качестве инженера-строителя; мать, Л. Биджевская, — обрусевшая полячка. Их сын с детства говорил на трёх языках, рано начал писать стихи, наполненные религиозным отношением к миру. Окончив Подольское реальное училище, в 1917 году по требованию отца уехал в Америку, где учился в Массачусетском технологическом институте (до 1921 г.) и год в Гарварде, служил переводчиком в штабе генерала Першинга. После, работая в компании «Зингер», переехал во Францию (1923 г.).
Издал сборники «Ступени» (1924 г.), «Листья» (1927 г.).
Умер Владимир Уолтер Диксон в Нейи под Парижем (от последствий операции аппендицита).
О нём как о «даровитом русском поэте» говорил на своих лекциях «Россия в русской поэзии» в Берлине, Цюрихе, Риге знаменитый философ И. Ильин.
В 1930 и 1965 годах во Франции выходили переиздания стихов В. Диксона.
* * *
У детей, изгнанников и пленных
Есть во взорах быстрые огни.
О берёзах белых и смиренных
Вспоминаю снова в эти дни.
У больных, у нищих, у безумных
Есть в глазах необъяснимый свет.
О дождях таинственных и шумных
Вспоминаю после долгих лет.
У святых, у праведных, у ясных
Есть в душе неведомый покой.
О ромашках вечных и прекрасных
Вспоминаю на земле чужой.
О дождях, о радостных берёзах,
О ромашках на родном лугу, —
Но — в ночных и в неизбежных грозах
О себе я вспомнить не могу.
* * *
Родная, нежная моя,
Сестра души моей безумной,
Когда ж в родимые края
Вернёмся мы толпою шумной?
Когда благословенный час —
Мечта сестры, желанье брата —
В чужой стране придёт для нас, —
Пора желанного возврата?
Давно без родины живём,
Забыты там, и здесь — чужие,
Горим невидимым огнём,
Не мёртвые и не живые.
Родная, нежная сестра,
В закатный час, предзорьем синим
Придёт ли дивная пора
Иль горестно в пустыне сгинем?
Нам не открыты времена,
Мы только ждать и верить можем,
Что за грозою тишина
Придёт в благословенье Божьем.
1928
* * *
Холодный путь, холодная равнина —
Преддверье родины, родная сторона:
Тяжёл и радостен холодный путь и длинный,
Медлительна и горестна весна.
Вот ветер с родины, и с ветром вьются птицы,
И сладок слов родимых перезвон;
Моя душа в плену своём томится:
Мне десять лет угрюмый снится сон.
Я видел мир, во всех скитался странах;
Я говорил на многих языках;
Я был один, как трезвый в своре пьяных;
Душевной гибели я ведал долгий страх.
И на заре, когда молчали люди,
Я видел ангела, сошедшего на миг;
Неверующим говорил о чуде,
И был один, как меж детей — старик.
И вот стою пред родиной суровой,
Как грешный люд стоит пред алтарём, —
Растерянный, к причастью не готовый,
Пронзённый ночью, оглушённый днём.
И снова — путь, бегущая дорога,
Чужая даль, глухая сторона.
Подай любви и правды, ради Бога,
Мне, грешному, грядущая весна.
1928
* * *
Я — дерево. Земля меня питает,
Земными соками таинственно живу.
Холодный дождь листы мои ласкает,
И тень моя ложится на траву.
В земную грудь мои проникли корни,
Мне слышны плач и жалобы глубин.
Я у земли страдать учусь покорней,
Землёй питаемый, родимой почвы сын.
Я — дерево, стоящее у входа
В иную жизнь, обещанную нам,
Куда нейдут разгул и непогода,
Откуда свет приходит к вещим снам.
Я — дерево, стоящее у края,
Где времени скудеет полоса.
Стою на грани, жизнь благословляя, —
И многих птиц я знаю голоса.
1928
* * *
Я помню звёзд безчисленные свечи —
Как угольки в мерцающей золе.
Мне кажется, я не на этой встречной,
Любимой больно, родился земле.
Я только гость, оставшийся случайно
На перепутье переночевать,
И лишь заря займётся на окрайне,
Оставлю я случайную кровать.
И снова в путь — искать родное поле,
Где много звёзд и много васильков,
Где жизнь без лжи, без горя и без боли
Течёт ручьём у тихих берегов.
А на земле останется за мною
Лишь слабый свет моих немногих слов,
Как снег упавших тонкой пеленою
В прозрачной дали долгих вечеров.
1929
* * *
За всех людей — моё моленье,
За всех зверей — моя мольба,
И за цветы, и за каменья,
И за плоды, и за хлеба.
За всё, что в дольный мир родится,
За всё, что на земле живёт,
За рыбу в море, в небе птицу,
За дым долин, за снег высот.
За братьев, близких и любимых,
За недругов и за врагов,
За тишину полей родимых,
За ласку глаз и ласку слов.
За мыслей искуплённых благость,
За утреннюю благодать,
За жизнь — кормилицу и радость,
За смерть — утешницу и мать.
1926
Издал сборники «Ступени» (1924 г.), «Листья» (1927 г.).
Умер Владимир Уолтер Диксон в Нейи под Парижем (от последствий операции аппендицита).
О нём как о «даровитом русском поэте» говорил на своих лекциях «Россия в русской поэзии» в Берлине, Цюрихе, Риге знаменитый философ И. Ильин.
В 1930 и 1965 годах во Франции выходили переиздания стихов В. Диксона.
* * *
У детей, изгнанников и пленных
Есть во взорах быстрые огни.
О берёзах белых и смиренных
Вспоминаю снова в эти дни.
У больных, у нищих, у безумных
Есть в глазах необъяснимый свет.
О дождях таинственных и шумных
Вспоминаю после долгих лет.
У святых, у праведных, у ясных
Есть в душе неведомый покой.
О ромашках вечных и прекрасных
Вспоминаю на земле чужой.
О дождях, о радостных берёзах,
О ромашках на родном лугу, —
Но — в ночных и в неизбежных грозах
О себе я вспомнить не могу.
* * *
Родная, нежная моя,
Сестра души моей безумной,
Когда ж в родимые края
Вернёмся мы толпою шумной?
Когда благословенный час —
Мечта сестры, желанье брата —
В чужой стране придёт для нас, —
Пора желанного возврата?
Давно без родины живём,
Забыты там, и здесь — чужие,
Горим невидимым огнём,
Не мёртвые и не живые.
Родная, нежная сестра,
В закатный час, предзорьем синим
Придёт ли дивная пора
Иль горестно в пустыне сгинем?
Нам не открыты времена,
Мы только ждать и верить можем,
Что за грозою тишина
Придёт в благословенье Божьем.
1928
* * *
Холодный путь, холодная равнина —
Преддверье родины, родная сторона:
Тяжёл и радостен холодный путь и длинный,
Медлительна и горестна весна.
Вот ветер с родины, и с ветром вьются птицы,
И сладок слов родимых перезвон;
Моя душа в плену своём томится:
Мне десять лет угрюмый снится сон.
Я видел мир, во всех скитался странах;
Я говорил на многих языках;
Я был один, как трезвый в своре пьяных;
Душевной гибели я ведал долгий страх.
И на заре, когда молчали люди,
Я видел ангела, сошедшего на миг;
Неверующим говорил о чуде,
И был один, как меж детей — старик.
И вот стою пред родиной суровой,
Как грешный люд стоит пред алтарём, —
Растерянный, к причастью не готовый,
Пронзённый ночью, оглушённый днём.
И снова — путь, бегущая дорога,
Чужая даль, глухая сторона.
Подай любви и правды, ради Бога,
Мне, грешному, грядущая весна.
1928
* * *
Я — дерево. Земля меня питает,
Земными соками таинственно живу.
Холодный дождь листы мои ласкает,
И тень моя ложится на траву.
В земную грудь мои проникли корни,
Мне слышны плач и жалобы глубин.
Я у земли страдать учусь покорней,
Землёй питаемый, родимой почвы сын.
Я — дерево, стоящее у входа
В иную жизнь, обещанную нам,
Куда нейдут разгул и непогода,
Откуда свет приходит к вещим снам.
Я — дерево, стоящее у края,
Где времени скудеет полоса.
Стою на грани, жизнь благословляя, —
И многих птиц я знаю голоса.
1928
* * *
Я помню звёзд безчисленные свечи —
Как угольки в мерцающей золе.
Мне кажется, я не на этой встречной,
Любимой больно, родился земле.
Я только гость, оставшийся случайно
На перепутье переночевать,
И лишь заря займётся на окрайне,
Оставлю я случайную кровать.
И снова в путь — искать родное поле,
Где много звёзд и много васильков,
Где жизнь без лжи, без горя и без боли
Течёт ручьём у тихих берегов.
А на земле останется за мною
Лишь слабый свет моих немногих слов,
Как снег упавших тонкой пеленою
В прозрачной дали долгих вечеров.
1929
* * *
За всех людей — моё моленье,
За всех зверей — моя мольба,
И за цветы, и за каменья,
И за плоды, и за хлеба.
За всё, что в дольный мир родится,
За всё, что на земле живёт,
За рыбу в море, в небе птицу,
За дым долин, за снег высот.
За братьев, близких и любимых,
За недругов и за врагов,
За тишину полей родимых,
За ласку глаз и ласку слов.
За мыслей искуплённых благость,
За утреннюю благодать,
За жизнь — кормилицу и радость,
За смерть — утешницу и мать.
1926