Происходил из старинного казачьего рода; родился в донской станице Старочеркасской Области Всевеликого Войска Донского.
Стихи начал писать в Каменском реальном училище, окончив которое поступил на службу в лейб-гвардии Атаманский полк и вскоре получил чин хорунжего*. В 17 лет участник Первой мировой. В Гражданскую сражается с красными четырежды ранен. В 1920-м из Крыма — в Турцию; Греция, Сербия, Франция. Учился в Сорбонне, работал грузчиком, затем — банковский служащий (37 лет!). Публикуется в казачьих изданиях.
С 1928-го по 1942-й издал четыре сборника стихов, приобрёл авторитет и известность среди эмигрантов, не делая попыток сблизиться с богемой. Со временем становится главой Казачьего Союза, создаёт «Общество ревнителей русской военной старины» и т. д.
Пятый — последний — сборник стихов выпустил в 1965 году.
Умер Николай Николаевич Туроверов («боян казачества») в парижском госпитале Парибуазьер.
В России его стихи впервые были напечатаны в 1989 году (журнал «Русская литература», № 4). Затем появились книги «Двадцатый год – прощай, Россия!» (1999), «Горечь задонской полыни…» (2006), «Возвращай, ветер, на круги своя» (2010).
Знавшие Н. Н. Туроверова вспоминают его любимое присловье: «Стои и не боись!».
___________________________
*Соответствует армейскому подпоручику (лейтенанту в нынешнем значении).
* * *
Памяти отца
Был полон мир таинственных вещей,
А я был жаден, безпокоен, зорок,
В Донце ловил я голубых лещей,
И хищных щук, и сонных краснопёрок.
А в длинных буераках за Донцом,
Без промаха стреляя куропаток,
Я мог уже соперничать с отцом,
С охотниками быть запанибрата.
Я забывал, что надо пить и есть,
Собака верная со мной не разлучалась,
Её в репьях всклокоченная шерсть
Руном мне драгоценнейшим казалась.
И не было подобных ей собак,
И не было страны, подобной этой,
Где б можно было задыхаться так
От счастья и от солнечного света.
Сияла степь всё суше, горячей...
И нежностью уже нечеловечьей
Звучал мне голос... Только голос чей?
Наверно, твой, тоскующий кузнечик.
* * *
Родному полку
*
Сильней в стремéнах стыли ноги,
И мёрзла с поводом рука.
Всю ночь шли рысью без дороги
С душой травимого волка.
Искрился лёд отсветом блеска
Коротких вспышек батарей,
И от Днепра до Геническа
Стояло зарево огней.
Кто завтра жребий смертный вынет,
Чей будет труп в снегу лежать?
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать!
*
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака,
И гнал, и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Грузясь на ждущий пароход,
Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг,
И, злым предчувствием волнуем,
Заржёт печально верный друг.
* * *
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы всё мимо, мимо
В своего стрелял коня.
Конь мой плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо —
Покраснела чуть вода...
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
1940
* * *
Наташе Туроверовой
Ещё твой мир и мудр, и прост,
Ещё легко его дыханье;
Вечерних зорь, полнощных звёзд
Ещё незыблемо сиянье;
Ещё сменяет ночь рассвет,
Полдневный свет ещё ликует,
И слово краткое – поэт
Тебя по-старому волнует.
А ты, как Божий мир, проста,
А ты ясна, как песни эти…
Ах, без любви, как без креста,
Нельзя прожить на этом свете.
* * *
П. В. Гусеву
Она придёт — жестокая расплата
За праздность наших европейских лет.
И не проси пощады у возврата:
Забывшим родину — пощады нет!
Пощады нет тому, кто для забавы
Иль мести собирается туда,
Где призрак возрождающейся славы
Потребует и крови, и труда,
Потребует любви, самозабвенья
Для родины и смерти для врага.
Не для прогулки, не для наслажденья
Нас ждут к себе родные берега.
Прощайся же с Европою, прощайся!
Похорони безплодные года.
Но к русской нежности вернуться не пытайся,
Бояся смерти, крови и труда.
1941
* * *
Учился у Гумилёва
На всё смотреть свысока,
Не бояться честного слова
И не знать, что такое тоска.
Но жизнь оказалась сильнее,
Но жизнь оказалась нежней,
Чем глупые эти затеи
И все разговоры о ней.
1946
* * *
Можно жить ещё на свете,
Если видишь небеса,
Если слышишь на рассвете
Птиц весёлых голоса,
Если все дороги правы,
И зовёт тебя земля
Под тенистые дубравы,
На просторные поля.
Можешь ждать в тревоге тайной,
Что к тебе вернётся вновь –
Гость желанный, гость случайный ‒
Беззаботная любовь,
Если снова за стаканом
Ты в кругу своих друзей
Веришь весело и пьяно
Прошлой юности своей.
Можно смерти не бояться
Под губительным огнём,
Если можешь управляться
С необъезженным конём,
Если Бог с тобою вместе
Был и будет впереди,
Если цел нательный крестик
На простреленной груди.
1943
Стихи начал писать в Каменском реальном училище, окончив которое поступил на службу в лейб-гвардии Атаманский полк и вскоре получил чин хорунжего*. В 17 лет участник Первой мировой. В Гражданскую сражается с красными четырежды ранен. В 1920-м из Крыма — в Турцию; Греция, Сербия, Франция. Учился в Сорбонне, работал грузчиком, затем — банковский служащий (37 лет!). Публикуется в казачьих изданиях.
С 1928-го по 1942-й издал четыре сборника стихов, приобрёл авторитет и известность среди эмигрантов, не делая попыток сблизиться с богемой. Со временем становится главой Казачьего Союза, создаёт «Общество ревнителей русской военной старины» и т. д.
Пятый — последний — сборник стихов выпустил в 1965 году.
Умер Николай Николаевич Туроверов («боян казачества») в парижском госпитале Парибуазьер.
В России его стихи впервые были напечатаны в 1989 году (журнал «Русская литература», № 4). Затем появились книги «Двадцатый год – прощай, Россия!» (1999), «Горечь задонской полыни…» (2006), «Возвращай, ветер, на круги своя» (2010).
Знавшие Н. Н. Туроверова вспоминают его любимое присловье: «Стои и не боись!».
___________________________
*Соответствует армейскому подпоручику (лейтенанту в нынешнем значении).
* * *
Памяти отца
Был полон мир таинственных вещей,
А я был жаден, безпокоен, зорок,
В Донце ловил я голубых лещей,
И хищных щук, и сонных краснопёрок.
А в длинных буераках за Донцом,
Без промаха стреляя куропаток,
Я мог уже соперничать с отцом,
С охотниками быть запанибрата.
Я забывал, что надо пить и есть,
Собака верная со мной не разлучалась,
Её в репьях всклокоченная шерсть
Руном мне драгоценнейшим казалась.
И не было подобных ей собак,
И не было страны, подобной этой,
Где б можно было задыхаться так
От счастья и от солнечного света.
Сияла степь всё суше, горячей...
И нежностью уже нечеловечьей
Звучал мне голос... Только голос чей?
Наверно, твой, тоскующий кузнечик.
* * *
Родному полку
*
Сильней в стремéнах стыли ноги,
И мёрзла с поводом рука.
Всю ночь шли рысью без дороги
С душой травимого волка.
Искрился лёд отсветом блеска
Коротких вспышек батарей,
И от Днепра до Геническа
Стояло зарево огней.
Кто завтра жребий смертный вынет,
Чей будет труп в снегу лежать?
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать!
*
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака,
И гнал, и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Грузясь на ждущий пароход,
Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг,
И, злым предчувствием волнуем,
Заржёт печально верный друг.
* * *
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы всё мимо, мимо
В своего стрелял коня.
Конь мой плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо —
Покраснела чуть вода...
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
1940
* * *
Наташе Туроверовой
Ещё твой мир и мудр, и прост,
Ещё легко его дыханье;
Вечерних зорь, полнощных звёзд
Ещё незыблемо сиянье;
Ещё сменяет ночь рассвет,
Полдневный свет ещё ликует,
И слово краткое – поэт
Тебя по-старому волнует.
А ты, как Божий мир, проста,
А ты ясна, как песни эти…
Ах, без любви, как без креста,
Нельзя прожить на этом свете.
* * *
П. В. Гусеву
Она придёт — жестокая расплата
За праздность наших европейских лет.
И не проси пощады у возврата:
Забывшим родину — пощады нет!
Пощады нет тому, кто для забавы
Иль мести собирается туда,
Где призрак возрождающейся славы
Потребует и крови, и труда,
Потребует любви, самозабвенья
Для родины и смерти для врага.
Не для прогулки, не для наслажденья
Нас ждут к себе родные берега.
Прощайся же с Европою, прощайся!
Похорони безплодные года.
Но к русской нежности вернуться не пытайся,
Бояся смерти, крови и труда.
1941
* * *
Учился у Гумилёва
На всё смотреть свысока,
Не бояться честного слова
И не знать, что такое тоска.
Но жизнь оказалась сильнее,
Но жизнь оказалась нежней,
Чем глупые эти затеи
И все разговоры о ней.
1946
* * *
Можно жить ещё на свете,
Если видишь небеса,
Если слышишь на рассвете
Птиц весёлых голоса,
Если все дороги правы,
И зовёт тебя земля
Под тенистые дубравы,
На просторные поля.
Можешь ждать в тревоге тайной,
Что к тебе вернётся вновь –
Гость желанный, гость случайный ‒
Беззаботная любовь,
Если снова за стаканом
Ты в кругу своих друзей
Веришь весело и пьяно
Прошлой юности своей.
Можно смерти не бояться
Под губительным огнём,
Если можешь управляться
С необъезженным конём,
Если Бог с тобою вместе
Был и будет впереди,
Если цел нательный крестик
На простреленной груди.
1943