Родилась и выросла в Оренбурге. Окончила Литинститут в 1973 году. Заведовала несколько лет отделом поэзии в журнале «Октябрь» (1974—1982). Надежда Васильевна Кондакова — автор одиннадцати книг стихотворений. Кроме этого переводит с балкарского, украинского, азербайджанского, польского и др. языков. Лауреат литературных премий, среди которых Всероссийская Пушкинская премия (2014 г.). Живёт в Москве.
ГОД РОЖДЕНИЯ ПОСЛЕВОЕННЫЙ
2
Я должна родиться на земле. День январский. Оренбург. Дорога, Кажется, теряется во мгле Под скупым присмотром Козерога. Месят снег худые сапоги, Колесо буксует то и дело. Век двадцатый, ты хоть помоги, Отдели тоску мою от тела. Видишь, плачет девочка во мгле — Мать, Мария, бедная, худая... Я должна родиться на земле, Яростная ветка молодая.
3
Если прижаться в июле к земле, Чувствуя телом репей и ромашку, Белоголовую горькую кашку, — Вспомнишь, наверно, про хлеб на столе. Вспомнишь про мать. Молода и смугла, Глину месила и вёдра носила, Ей помогала нечистая сила, — Как же иначе она бы смогла Выдержать засуху, мор, недород, Карточки, голод, войну, похоронки, Хату родителей с краю, в сторонке, Камни, летящие в их огород...
5
Хромки, кожанки, ушанки, Крепдешины, маркизеты. Инвалиды, попрошайки, Неприступные портреты. На стене — отцовский китель. Чёрный громкоговоритель. В детской памяти, как зуммер, Страшный крик, что кто-то умер. Слёзы мамы. Сердце сжалось. Дальше — выключили свет...
Вот и всё, что мне осталось От пятидесятых лет.
* * *
Сентябрь. Безпутная дорога. Разъезженная колея. Даль глубока, и глубь глубóка. Так воздух пуст... Так неба много... А путь от Бога до порога Короче песни соловья.
ДОМ
Вот и продан родительский дом. Значит, некуда больше вернуться. Значит, мне за Уральским хребтом Только степи мои остаются? Остаются мои ковыли, Да полыни на глинистом взгорье, Да пространство российской земли — До Охотского мелкого моря. Значит, всё, как и было во сне: Я — волчонок, а степи морозны, И безжалостно сердце во мне, Небеса надо мною беззвёздны? Я вернусь всё равно... У реки, Словно волки, степные бураны Будут душу лечить от тоски И живые зализывать раны. И, почти неживая, в ответ Будет нежность моя просыпаться. Дом мой — белый безжалостный свет — Будет вечно в степи красоваться.
* * *
Овраги, пажити рябые, Я доли вашей не стыжусь. Я вам в рабыни и в рябины, В родные дочери гожусь. Я выберу цветок колючий, Цветам изысканным назло, Поскольку жизнь — небесный случай, А не простое ремесло, Не суеверная примета, А пережившая века Земля засушливого цвета — Татарник, таволга, тоска...
* * *
Почти что на краю оврага есть жёлтый обветшалый дом. Но мы не сделаем ни шага, чтоб снова оказаться в нём.
Пускай в малине одичавшей гудят огрузлые шмели. Но я молюсь, чтоб эту чашу повторно мимо пронесли.
И ты молись, чтоб всё пропало, рассыпалось до мелких снов, чтобы на паперти вокзала нам не хватило нужных слов.
Чтоб было глупо всё, как было, и, не растрачивая пыл, чтоб я всю жизнь тебя любила, чтоб ты всю жизнь меня любил.