Отпрыск древнего, хотя и обедневшего дворянского рода. Появился на свет в Воронеже; раннее детство провёл в фамильной усадьбе (хутор Бутырки Елецкого района Орловской губернии), где с друзьями — детьми бунинских дворовых — пас коров, ходил в ночное.
Поступил в Елецкую гимназию, но на пятом году был исключён за неуплату родителями денег, необходимых на обучение. (В эти же годы — 1884–1885 — пробует писать стихи, подражая, в основном, Лермонтову.)
Первым в печать попало стихотворение «На смерть Надсона» (1887 г.). С начала 90-х открывается дарование прозаическое. В увлечении толстовской идеей опрощения занимался бондарным делом.
Впервые появляется в Петербурге в 1895 году, тогда же знакомится с Чеховым, Бальмонтом и др. К началу ХХ века И. А. Бунин уже известный писатель: «На краю света» (1897 г.), «Под открытым небом» (1898 г.), «Стихи и рассказы» (1900 г.), «Листопад» (стихи, 1901 г.); событием стала переводческая работа — «Песнь о Гайавате» Г. Лонгфелло (1898 г. — так у Бунина в автобиографии). За последние две книги Академией наук России он удостоен Пушкинской премии 1903 года (в 1909 г. И. Бунин будет избран почётным членом Академии).
1908–1911 годы — период его путешествий по странам Востока.
Революцию и большевиков проклял сразу и навсегда («Окаянные дни») и в 1920-м эмигрировал через Константинополь во Францию, где продолжал интенсивно работать: «Жизнь Арсеньева» (1930 г.), «Тёмные аллеи» (1943 г.), книги о Толстом, о Чехове. Нобелевской премией 1933 года отмечен «за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично русский характер».
Умер Иван Алексеевич Бунин в Париже.
Памятники И. А. Бунину открыты в Москве, Воронеже, Орле.
МАТЕРИ
Я помню спальню и лампадку,
Игрушки, тёплую кроватку
И милый, кроткий голос твой:
«Ангел-хранитель над тобой!»
Бывало, раздевает няня
И полушёпотом бранит,
А сладкий сон, глаза туманя,
К её плечу меня клонит.
Ты перекрестишь, поцелуешь,
Напомнишь мне, что Он со мной,
И верой в счастье очаруешь…
Я помню, помню голос твой!
Я помню ночь, тепло кроватки,
Лампадку в сумраке угла
И тени от цепей лампадки…
Не ты ли ангелом была?
1906-1911
ПОД ТУЧЕЙ
Полями пахнет — свежих трав,
Лугов прохладное дыханье!
От сенокосов и дубрав
Я в нём ловлю благоуханье.
Повеет ветер — и замрёт...
А над полями даль темнеет,
И туча из-под них растёт —
Закрыла солнце и синеет.
Нежданной молнии игра,
Как меч, блеснувший на мгновенье,
Вдруг озарит из-за бугра —
И снова сумрак и томленье...
Как ты таинственна, гроза!
Как я люблю твоё молчанье,
Твоё внезапное блистанье —
Твои безумные глаза!
1901
РОДИНА
Под небом мертвенно-свинцовым
Угрюмо меркнет зимний день,
И нет конца лесам сосновым,
И далеко до деревень.
Один туман молочно-синий,
Как чья-то кроткая печаль,
Над этой снежною пустыней
Смягчает сумрачную даль.
1896
РОДИНЕ
Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом чёрных хат...
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей –
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни вёрст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла.
1891
* * *
Раскрылось небо голубое
Меж облаков в апрельский день.
В лесу всё серое, сухое,
И паутиной пала тень.
Змея, шурша листвой дубовой,
Зашевелилася в дупле
И в лес пошла, блестя лиловой,
Пятнистой кожей по земле.
Сухие листья, запах пряный,
Атласный блеск березняка...
О миг счастливый, миг обманный,
Стократ блаженная тоска!
1901
* * *
Спокойный взор, подобный взору лани,
И всё, что в нём так нежно я любил,
Я до сих пор в печали не забыл,
Но образ твой теперь уже в тумане.
А будут дни — угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.
1901
* * *
Полночный звон степной пустыни,
Покой небес, тепло земли,
И горький мёд сухой полыни,
И бледность звёздная вдали…
Что слушает моя собака?
Вне жизни мы и вне времён.
Звенящий сон степного мрака
Самим собой заворожён.
22.07.1916
СРЕДИ ЗВЁЗД
Настала ночь, остыл от звёзд песок.
Скользя в песке, я шёл за караваном,
И Млечный Путь, двоящийся поток,
Белел над ним светящимся туманом.
Он дымчат был, прозрачен и высок,
Он пропадал в горах за Иорданом,
Он ниспадал на сумрачный восток,
К иным звездам, к забытым райским странам.
Скользя в песке, шёл за верблюдом я.
Верблюд чернел, его большое тело
На верховом качало ствол ружья.
Седло сухое деревом скрипело,
И верховой кивал, как неживой,
Осыпанной звездами головой.
1916
* * *
Растёт, растёт могильная трава,
Зелёная, весёлая, живая,
Омыла плиты влага дождевая,
И мох покрыл ненужные слова.
По вечерам заплакала сова,
К моей душе забывчивой взывая,
И старый склеп, руина гробовая,
Таит укор… Но ты, земля, права!
Как нежны на алеющем закате
Кремли далёких синих облаков!
Как вырезаны крылья ветряков
За тёмною долиною на скате!
Земля, земля! Весенний сладкий зов!
Ужель есть счастье даже и в утрате?
1906
* * *
Ещё утро не скоро, не скоро,
Ночь из тихих лесов не ушла.
Под навесами сонного бора —
Предрассветная тёплая мгла.
Ещё ранние птицы не пели,
Чуть сереют вверху небеса,
Влажно-зелены тёмные ели,
Пахнет летнею хвоей роса...
И пускай не светает подольше.
Этот медленный путь по лесам,
Эта ночь — не воротится больше,
Но легко пред разлукою нам...
Колокольчик в молчании бора
То замрёт, то опять запоёт...
Тихо ночь по долинам идёт...
Ещё утро не скоро, не скоро.
1900
ПСКОВСКИЙ БОР
Вдали темно и чащи строги.
Под красной мачтой, под сосной
Стою и медлю — на пороге
В мир позабытый, но родной.
Достойны ль мы своих наследий?
Мне будет слишком жутко там,
Где тропы рысей и медведей
Уводят к сказочным тропам,
Где зернь краснеет на калине,
Где гниль покрыта ржавым мхом
И ягоды туманно-сини
На можжевельнике сухом.
Июль 1912
* * *
Звезда дрожит среди вселенной…
Чьи руки дивные несут
Какой-то влагой драгоценной
Столь переполненный сосуд?
Звездой пылающей, потиром
Земных скорбей, небесных слёз
Зачем, о Господи, над миром
Ты бытие моё вознёс?
22.10.1917
* * *
Зарос крапивой и бурьяном
Мой отчий дом. Живи мечтой,
Надеждами, самообманом!
А дни проходят чередой,
Ведут свой круг однообразный,
Не отступая ни на миг
От пожелтевших, пыльных книг
Да от вестей о безобразной,
Несчастной, подлой жизни там,
Где по родным, святым местам,
По ниве тучной и обильной
И по моим былым следам
Чертополох растёт могильный.
27.07.1922
ПОСЛЕДНИЙ ШМЕЛЬ
Чёрный бархатный шмель, золотое оплечье,
Заунывно гудящий певучей струной,
Ты зачем залетаешь в жильё человечье
И как будто тоскуешь со мной?
За окном свет и зной, подоконники ярки,
Безмятежны и жарки последние дни,
Полетай, погуди — и в засохшей татарке,
На подушечке красной, усни.
Не дано тебе знать человеческой думы,
Что давно опустели поля,
Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмый
Золотого сухого шмеля!
1916
* * *
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет — Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я всё — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слёз не успею ответить,
К милосердным коленям припав.
1918
СВЕТ
Ни пустоты, ни тьмы нам не дано:
Есть всюду свет, предвечный и безликий..
Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики,
Ты приглядись: там не совсем темно,
В бездонном, чёрном своде над тобою,
Там на стене есть узкое окно,
Далёкое, чуть видное, слепое,
Мерцающее тайною во храм
Из ночи в ночь одиннадцать столетий...
А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти
Кресты по скользким каменным полам,
Гробы святых, почиющих под спудом,
И страшное молчание тех мест,
Исполненных неизречимым чудом,
Где чёрный запрестольный крест
Воздвиг свои тяжёлые объятья,
Где таинство сыновнего распятья
Сам Бог-отец незримо сторожит?
Есть некий свет, что тьма не сокрушит.
1927
Постскриптум_________________________________________
Из статьи И. А. Бунина «Памяти сильного человека»*
Я не знаю, что называют искусством, красотою в искусстве, его правилами. Верно, в том заключается оно, чтобы человек, какими бы словами, в какой бы форме ни говорил мне, но заставлял бы меня видеть перед собой живых людей, чувствовать веяние живой природы, заставлял трепетать лучшие струны моего сердца.
Всё это умел делать И. Никитин, этот сильный человек духом и телом. Он в числе тех великих, кем создан весь склад русской литературы, её свежесть, её великая в простоте художественность, её сильный простой язык, её реализм в самом лучшем смысле этого слова. Все гениальные её представители — люди, крепко связанные с своей почвой, с своей землёю, получающие от неё свою мощь и крепость. Так был связан с нею и Никитин, и от неё был силён в жизни и творчестве.
Кажется, переводятся такие люди. Подумайте над теперешней литературой: главная её черта та, что в ней уже утрачивается этот особый склад и характер именно русской литературы. Многие новейшие произведения можно приписать какому угодно автору — французу, немцу, англичанину. А поэты? Они пишут триолеты, сонеты, рондо, на средневековые, на декадентские темы — и всё выходит бедно, безжизненно, мелко… выдумывают феноменальные рифмы, высиживают нелепые образы с претензией на поэтичность, нелепые выражения.
Они сознательно уходят от своего народа, от природы, от солнца. Но природа жестоко мстит за это. Это надо твёрдо помнить!
________________________________________________
*Полтавские губернские ведомости. 1894. № 72. Цит. по изданию: Бунин И. А. Собр. соч. в 9-ти т. 1967. Т. 9. С. 505-506.
Поступил в Елецкую гимназию, но на пятом году был исключён за неуплату родителями денег, необходимых на обучение. (В эти же годы — 1884–1885 — пробует писать стихи, подражая, в основном, Лермонтову.)
Первым в печать попало стихотворение «На смерть Надсона» (1887 г.). С начала 90-х открывается дарование прозаическое. В увлечении толстовской идеей опрощения занимался бондарным делом.
Впервые появляется в Петербурге в 1895 году, тогда же знакомится с Чеховым, Бальмонтом и др. К началу ХХ века И. А. Бунин уже известный писатель: «На краю света» (1897 г.), «Под открытым небом» (1898 г.), «Стихи и рассказы» (1900 г.), «Листопад» (стихи, 1901 г.); событием стала переводческая работа — «Песнь о Гайавате» Г. Лонгфелло (1898 г. — так у Бунина в автобиографии). За последние две книги Академией наук России он удостоен Пушкинской премии 1903 года (в 1909 г. И. Бунин будет избран почётным членом Академии).
1908–1911 годы — период его путешествий по странам Востока.
Революцию и большевиков проклял сразу и навсегда («Окаянные дни») и в 1920-м эмигрировал через Константинополь во Францию, где продолжал интенсивно работать: «Жизнь Арсеньева» (1930 г.), «Тёмные аллеи» (1943 г.), книги о Толстом, о Чехове. Нобелевской премией 1933 года отмечен «за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично русский характер».
Умер Иван Алексеевич Бунин в Париже.
Памятники И. А. Бунину открыты в Москве, Воронеже, Орле.
МАТЕРИ
Я помню спальню и лампадку,
Игрушки, тёплую кроватку
И милый, кроткий голос твой:
«Ангел-хранитель над тобой!»
Бывало, раздевает няня
И полушёпотом бранит,
А сладкий сон, глаза туманя,
К её плечу меня клонит.
Ты перекрестишь, поцелуешь,
Напомнишь мне, что Он со мной,
И верой в счастье очаруешь…
Я помню, помню голос твой!
Я помню ночь, тепло кроватки,
Лампадку в сумраке угла
И тени от цепей лампадки…
Не ты ли ангелом была?
1906-1911
ПОД ТУЧЕЙ
Полями пахнет — свежих трав,
Лугов прохладное дыханье!
От сенокосов и дубрав
Я в нём ловлю благоуханье.
Повеет ветер — и замрёт...
А над полями даль темнеет,
И туча из-под них растёт —
Закрыла солнце и синеет.
Нежданной молнии игра,
Как меч, блеснувший на мгновенье,
Вдруг озарит из-за бугра —
И снова сумрак и томленье...
Как ты таинственна, гроза!
Как я люблю твоё молчанье,
Твоё внезапное блистанье —
Твои безумные глаза!
1901
РОДИНА
Под небом мертвенно-свинцовым
Угрюмо меркнет зимний день,
И нет конца лесам сосновым,
И далеко до деревень.
Один туман молочно-синий,
Как чья-то кроткая печаль,
Над этой снежною пустыней
Смягчает сумрачную даль.
1896
РОДИНЕ
Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом чёрных хат...
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей –
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни вёрст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла.
1891
* * *
Раскрылось небо голубое
Меж облаков в апрельский день.
В лесу всё серое, сухое,
И паутиной пала тень.
Змея, шурша листвой дубовой,
Зашевелилася в дупле
И в лес пошла, блестя лиловой,
Пятнистой кожей по земле.
Сухие листья, запах пряный,
Атласный блеск березняка...
О миг счастливый, миг обманный,
Стократ блаженная тоска!
1901
* * *
Спокойный взор, подобный взору лани,
И всё, что в нём так нежно я любил,
Я до сих пор в печали не забыл,
Но образ твой теперь уже в тумане.
А будут дни — угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.
1901
* * *
Полночный звон степной пустыни,
Покой небес, тепло земли,
И горький мёд сухой полыни,
И бледность звёздная вдали…
Что слушает моя собака?
Вне жизни мы и вне времён.
Звенящий сон степного мрака
Самим собой заворожён.
22.07.1916
СРЕДИ ЗВЁЗД
Настала ночь, остыл от звёзд песок.
Скользя в песке, я шёл за караваном,
И Млечный Путь, двоящийся поток,
Белел над ним светящимся туманом.
Он дымчат был, прозрачен и высок,
Он пропадал в горах за Иорданом,
Он ниспадал на сумрачный восток,
К иным звездам, к забытым райским странам.
Скользя в песке, шёл за верблюдом я.
Верблюд чернел, его большое тело
На верховом качало ствол ружья.
Седло сухое деревом скрипело,
И верховой кивал, как неживой,
Осыпанной звездами головой.
1916
* * *
Растёт, растёт могильная трава,
Зелёная, весёлая, живая,
Омыла плиты влага дождевая,
И мох покрыл ненужные слова.
По вечерам заплакала сова,
К моей душе забывчивой взывая,
И старый склеп, руина гробовая,
Таит укор… Но ты, земля, права!
Как нежны на алеющем закате
Кремли далёких синих облаков!
Как вырезаны крылья ветряков
За тёмною долиною на скате!
Земля, земля! Весенний сладкий зов!
Ужель есть счастье даже и в утрате?
1906
* * *
Ещё утро не скоро, не скоро,
Ночь из тихих лесов не ушла.
Под навесами сонного бора —
Предрассветная тёплая мгла.
Ещё ранние птицы не пели,
Чуть сереют вверху небеса,
Влажно-зелены тёмные ели,
Пахнет летнею хвоей роса...
И пускай не светает подольше.
Этот медленный путь по лесам,
Эта ночь — не воротится больше,
Но легко пред разлукою нам...
Колокольчик в молчании бора
То замрёт, то опять запоёт...
Тихо ночь по долинам идёт...
Ещё утро не скоро, не скоро.
1900
ПСКОВСКИЙ БОР
Вдали темно и чащи строги.
Под красной мачтой, под сосной
Стою и медлю — на пороге
В мир позабытый, но родной.
Достойны ль мы своих наследий?
Мне будет слишком жутко там,
Где тропы рысей и медведей
Уводят к сказочным тропам,
Где зернь краснеет на калине,
Где гниль покрыта ржавым мхом
И ягоды туманно-сини
На можжевельнике сухом.
Июль 1912
* * *
Звезда дрожит среди вселенной…
Чьи руки дивные несут
Какой-то влагой драгоценной
Столь переполненный сосуд?
Звездой пылающей, потиром
Земных скорбей, небесных слёз
Зачем, о Господи, над миром
Ты бытие моё вознёс?
22.10.1917
* * *
Зарос крапивой и бурьяном
Мой отчий дом. Живи мечтой,
Надеждами, самообманом!
А дни проходят чередой,
Ведут свой круг однообразный,
Не отступая ни на миг
От пожелтевших, пыльных книг
Да от вестей о безобразной,
Несчастной, подлой жизни там,
Где по родным, святым местам,
По ниве тучной и обильной
И по моим былым следам
Чертополох растёт могильный.
27.07.1922
ПОСЛЕДНИЙ ШМЕЛЬ
Чёрный бархатный шмель, золотое оплечье,
Заунывно гудящий певучей струной,
Ты зачем залетаешь в жильё человечье
И как будто тоскуешь со мной?
За окном свет и зной, подоконники ярки,
Безмятежны и жарки последние дни,
Полетай, погуди — и в засохшей татарке,
На подушечке красной, усни.
Не дано тебе знать человеческой думы,
Что давно опустели поля,
Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмый
Золотого сухого шмеля!
1916
* * *
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет — Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я всё — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слёз не успею ответить,
К милосердным коленям припав.
1918
СВЕТ
Ни пустоты, ни тьмы нам не дано:
Есть всюду свет, предвечный и безликий..
Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики,
Ты приглядись: там не совсем темно,
В бездонном, чёрном своде над тобою,
Там на стене есть узкое окно,
Далёкое, чуть видное, слепое,
Мерцающее тайною во храм
Из ночи в ночь одиннадцать столетий...
А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти
Кресты по скользким каменным полам,
Гробы святых, почиющих под спудом,
И страшное молчание тех мест,
Исполненных неизречимым чудом,
Где чёрный запрестольный крест
Воздвиг свои тяжёлые объятья,
Где таинство сыновнего распятья
Сам Бог-отец незримо сторожит?
Есть некий свет, что тьма не сокрушит.
1927
Постскриптум_________________________________________
Из статьи И. А. Бунина «Памяти сильного человека»*
Я не знаю, что называют искусством, красотою в искусстве, его правилами. Верно, в том заключается оно, чтобы человек, какими бы словами, в какой бы форме ни говорил мне, но заставлял бы меня видеть перед собой живых людей, чувствовать веяние живой природы, заставлял трепетать лучшие струны моего сердца.
Всё это умел делать И. Никитин, этот сильный человек духом и телом. Он в числе тех великих, кем создан весь склад русской литературы, её свежесть, её великая в простоте художественность, её сильный простой язык, её реализм в самом лучшем смысле этого слова. Все гениальные её представители — люди, крепко связанные с своей почвой, с своей землёю, получающие от неё свою мощь и крепость. Так был связан с нею и Никитин, и от неё был силён в жизни и творчестве.
Кажется, переводятся такие люди. Подумайте над теперешней литературой: главная её черта та, что в ней уже утрачивается этот особый склад и характер именно русской литературы. Многие новейшие произведения можно приписать какому угодно автору — французу, немцу, англичанину. А поэты? Они пишут триолеты, сонеты, рондо, на средневековые, на декадентские темы — и всё выходит бедно, безжизненно, мелко… выдумывают феноменальные рифмы, высиживают нелепые образы с претензией на поэтичность, нелепые выражения.
Они сознательно уходят от своего народа, от природы, от солнца. Но природа жестоко мстит за это. Это надо твёрдо помнить!
________________________________________________
*Полтавские губернские ведомости. 1894. № 72. Цит. по изданию: Бунин И. А. Собр. соч. в 9-ти т. 1967. Т. 9. С. 505-506.