Родился в Архангельской губернии, в деревне Пирогово. Учиться пришлось только в церковноприходской школе, больше работал по хозяйству с отцом.
В пятнадцать лет вступил в Красную Армию, начал писать стихи. После демобилизации (1927 г.) приехал в Ленинград; становится журналистом, издаёт книги стихов и прозы.
С начала войны работал при политуправлении Балтфлота. Был эвакуирован из блокадного Ленинграда, когда весной 1942-го тяжело заболел (вернулся в 1944-м).
Александр Дмитриевич Чуркин — автор многих сборников стихов («Вторая очередь», «Самое дорогое», «Стихи. Песни. Поэмы» и др.). Награждён орденом «Знак Почёта» (1963).
На его стихи написано около 200 песен — Б. Мокроусовым, В. Соловьёвым-Седым, И. Дунаевским...
В Ленинграде дожил до последнего дня.
ВЕЧЕР НА РЕЙДЕ *
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход —
Уйдём в предрассветный туман.
Споём веселей, пусть нам подпоёт
Седой боевой капитан.
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой.
А вечер опять хороший такой,
Что песен не петь нам нельзя,
О дружбе большой, о службе морской
Подтянем дружнее, друзья.
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой.
На рейде большом легла тишина,
А море окутал туман.
И берег родной целует волна,
И тихо доносит баян:
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой.
______________________________
* Песня. Музыка В. Соловьёва-Седого.
Постскриптум ______________
«Когда я сыграл песню в Союзе композиторов, её «зарубили на корню», как песню упадочную, минорную. Я подумал, а может, так оно и есть? Время тяжёлое, в кровопролитных боях наши части оставляют города и сёла, а я тут с песней:
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море...
Шёл 1942 год. Однажды — было это на Калининском фронте — артист Борис Струлёв, главный и основной мой исполнитель, простыл и не то чтобы осип, а начисто лишился голоса. Солдатская землянка — не большой зал филармонии. Тут не повесишь плакат: «Назначенный на сегодня концерт переносится на будущий сезон». Завтра уже будут другие землянки, другие бойцы... И вот мне пришлось запеть самому! Буквально. Баритоном. Спеть собственную песню под собственный аккомпанемент собственным голосом, которого у меня отродясь не было.
Я понимаю, что усталые, невыспавшиеся, продрогшие солдаты ждали от нас, артистов, какой-то зарядки, утоления духовной жажды. Представьте себе картину: концерт идёт в землянке при свечном огарке, в махорочном мареве, под звяканье котелков и фляг, когда кто-нибудь меняет позу. Сидят зрители не очень удобно — кто на корточках, кто по-турецки, кто подпирая стенку, ждут чего-то особенного. Время от времени раздаётся ставшее уже привычным: «Петров, Сидоров, Емельянов — на выход!».
Поддавшись какому-то необъяснимому чувству, я запел как бы для себя под тихий наигрыш:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман...
Моряков в землянке не было, но всё остальное было: и предстоящий поход, и предрассветный туман, и капитан, призванный из запаса. Со второго куплета мне начали подпевать. Сначала робко, без слов, а затем и слова рефрена. Я закончил песню, повторив её по требованию бойцов трижды, и ко мне потянулись руки с бумажками: запишите, мол, слова. Я стал диктовать, а когда записали, наиграл только мелодию.
Ободрённый этим успехом и тем, как преобразились лица солдат, я понял, что песня дошла. Понял по какой-то сразу потеплевшей дружеской атмосфере. Понял, что эта песня нужна солдатам. Затем уже в каждом концерте я пел под конец программы «Вечер на рейде», или, как она тогда называлась, «Прощай, любимый город».
Как же так, рассуждал я. С одной стороны, песня «упадочная», а с другой — произвела на бойцов такое сильное впечатление. На следующих концертах бойцы уже требовали: «Прощай, любимый город»! Я не мог понять, каким образом песня обгоняет меня, первого исполнителя. Оказалось, что связисты передают друг другу по радио и полевым телефонам слова песни и её мотив. Это заставило меня по-другому взглянуть на роль лирики в самых, казалось бы, трудных обстоятельствах...»
В пятнадцать лет вступил в Красную Армию, начал писать стихи. После демобилизации (1927 г.) приехал в Ленинград; становится журналистом, издаёт книги стихов и прозы.
С начала войны работал при политуправлении Балтфлота. Был эвакуирован из блокадного Ленинграда, когда весной 1942-го тяжело заболел (вернулся в 1944-м).
Александр Дмитриевич Чуркин — автор многих сборников стихов («Вторая очередь», «Самое дорогое», «Стихи. Песни. Поэмы» и др.). Награждён орденом «Знак Почёта» (1963).
На его стихи написано около 200 песен — Б. Мокроусовым, В. Соловьёвым-Седым, И. Дунаевским...
В Ленинграде дожил до последнего дня.
ВЕЧЕР НА РЕЙДЕ *
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход —
Уйдём в предрассветный туман.
Споём веселей, пусть нам подпоёт
Седой боевой капитан.
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой.
А вечер опять хороший такой,
Что песен не петь нам нельзя,
О дружбе большой, о службе морской
Подтянем дружнее, друзья.
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой.
На рейде большом легла тишина,
А море окутал туман.
И берег родной целует волна,
И тихо доносит баян:
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой.
______________________________
* Песня. Музыка В. Соловьёва-Седого.
Постскриптум ______________
«Когда я сыграл песню в Союзе композиторов, её «зарубили на корню», как песню упадочную, минорную. Я подумал, а может, так оно и есть? Время тяжёлое, в кровопролитных боях наши части оставляют города и сёла, а я тут с песней:
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море...
Шёл 1942 год. Однажды — было это на Калининском фронте — артист Борис Струлёв, главный и основной мой исполнитель, простыл и не то чтобы осип, а начисто лишился голоса. Солдатская землянка — не большой зал филармонии. Тут не повесишь плакат: «Назначенный на сегодня концерт переносится на будущий сезон». Завтра уже будут другие землянки, другие бойцы... И вот мне пришлось запеть самому! Буквально. Баритоном. Спеть собственную песню под собственный аккомпанемент собственным голосом, которого у меня отродясь не было.
Я понимаю, что усталые, невыспавшиеся, продрогшие солдаты ждали от нас, артистов, какой-то зарядки, утоления духовной жажды. Представьте себе картину: концерт идёт в землянке при свечном огарке, в махорочном мареве, под звяканье котелков и фляг, когда кто-нибудь меняет позу. Сидят зрители не очень удобно — кто на корточках, кто по-турецки, кто подпирая стенку, ждут чего-то особенного. Время от времени раздаётся ставшее уже привычным: «Петров, Сидоров, Емельянов — на выход!».
Поддавшись какому-то необъяснимому чувству, я запел как бы для себя под тихий наигрыш:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман...
Моряков в землянке не было, но всё остальное было: и предстоящий поход, и предрассветный туман, и капитан, призванный из запаса. Со второго куплета мне начали подпевать. Сначала робко, без слов, а затем и слова рефрена. Я закончил песню, повторив её по требованию бойцов трижды, и ко мне потянулись руки с бумажками: запишите, мол, слова. Я стал диктовать, а когда записали, наиграл только мелодию.
Ободрённый этим успехом и тем, как преобразились лица солдат, я понял, что песня дошла. Понял по какой-то сразу потеплевшей дружеской атмосфере. Понял, что эта песня нужна солдатам. Затем уже в каждом концерте я пел под конец программы «Вечер на рейде», или, как она тогда называлась, «Прощай, любимый город».
Как же так, рассуждал я. С одной стороны, песня «упадочная», а с другой — произвела на бойцов такое сильное впечатление. На следующих концертах бойцы уже требовали: «Прощай, любимый город»! Я не мог понять, каким образом песня обгоняет меня, первого исполнителя. Оказалось, что связисты передают друг другу по радио и полевым телефонам слова песни и её мотив. Это заставило меня по-другому взглянуть на роль лирики в самых, казалось бы, трудных обстоятельствах...»
Василий Соловьёв-Седой