Родился в семье кузнеца; старший среди восьми детей. Место рождения — город Вятка, недалеко от Гомеля. (Мать, Екатерина Ивановна, — из древнего старообрядческого рода.) С раннего детства работал: пахал, молотил, помогал отцу в кузнице. Учился урывками.
В 1934 году поступил на рабфак в Гомеле, по окончании которого работал учителем белорусского языка и литературы. В эти годы начал писать стихи, поступил на заочное отделение Ленинградского университета.
Войну начал морским пехотинцем на Северном флоте. Позже стал военным корреспондентом газеты «Краснофлотец» и «Боевой курс» (уже в бригаде подводных лодок).
После войны окончил Высшие литературные курсы, стал профессиональным литератором. Дмитрий Михайлович Ковалёв — автор более двух десятков книг стихов, нескольких книг переводов с белорусского языка.
Умер в Москве.
ПОСЛЕ ПОХОДОВ
Ухожу я в сопки,
Вглубь от берега.
Странно:
Мир в душе,
И ясность,
И покой.
И несу в себе я
Сердце бережно,
Словно скорби в мире
Никакой.
Только где-то
В северном сиянии
Так нетронуто-чисты снега.
С настоящим
Прошлое в слиянии.
Нежно землю
Чувствует нога.
Жду из-за фронтов
Родного голоса.
Плёс озёрный
Ясен и широк.
Русые, как Русь,
Голубит волосы
Пахнущий водою
Ветерок.
ВОДА ГОРИТ
Памяти командира прославленной «К-17»
Н. А. Луконина
Шатающимся окружён огнём,
Чернеет танкер.
Кажется — он пьян.
Людей фигурки мечутся на нём
И прыгают в горящий океан.
Вода горит!..
И — никого, нигде.
Одни...
Но кто их звал сюда?!
Вода горит —
Сыпучим дымом в пламени курит...
И мы — уже не те,
Совсем не те...
Нам многое видней и в темноте.
У перископа командир один.
Но видят все в отсеках,
Видят все...
Лицо глубин —
В трагической красе.
Ни волн-морщин,
Ни вспененных седин —
Всё нефть разгладила.
Тих океан и дик.
Воронку радугой заволокло.
Кровавится зелёных струй стекло.
У стрелок на приборах —
Нервный тик...
И трескается пламени слюда...
Но кто их звал?
Но кто их звал сюда?!
Мы радуемся,
Что вода горит.
Нам жутко весело в пожаре тьмы —
Что мёртвые они,
Что живы мы...
И совесть нас за это не корит.
1944–1969
* * *
Тогда любилось, словно пелось.
Теперь — как пламя на золе...
Но эта плавность, эта первость
Воды прибылой на заре...
Но это забыванье боли
И эта зренья острота.
И не вздыханье, а страда
На разминированном поле.
Клубятся облака и полнят
Глубины, высоту, глаза
И светом всем, всем солнцем помнят,
Как нецелованна краса...
На корни пены налепило.
Густы белила омутов.
И сердце будто не любило.
И месяц на небе медов.
И вы ещё ни о невесте
Не знаете, ни о вине.
И вы ни без вести, ни с вестью
Не погибали на войне.
* * *
Опять в прудах под молчаливой ивой
Живёт зеркальный карп миролюбивый.
Опять на липах пчёлы в блёстках пыли,
Цветы, как бабочки, все ветви облепили.
Опять, в песке копаясь возле хаты,
Растут в тиши безсмертные солдаты.
Фото: Северный флот, 1943 г.
В 1934 году поступил на рабфак в Гомеле, по окончании которого работал учителем белорусского языка и литературы. В эти годы начал писать стихи, поступил на заочное отделение Ленинградского университета.
Войну начал морским пехотинцем на Северном флоте. Позже стал военным корреспондентом газеты «Краснофлотец» и «Боевой курс» (уже в бригаде подводных лодок).
После войны окончил Высшие литературные курсы, стал профессиональным литератором. Дмитрий Михайлович Ковалёв — автор более двух десятков книг стихов, нескольких книг переводов с белорусского языка.
Умер в Москве.
ПОСЛЕ ПОХОДОВ
Ухожу я в сопки,
Вглубь от берега.
Странно:
Мир в душе,
И ясность,
И покой.
И несу в себе я
Сердце бережно,
Словно скорби в мире
Никакой.
Только где-то
В северном сиянии
Так нетронуто-чисты снега.
С настоящим
Прошлое в слиянии.
Нежно землю
Чувствует нога.
Жду из-за фронтов
Родного голоса.
Плёс озёрный
Ясен и широк.
Русые, как Русь,
Голубит волосы
Пахнущий водою
Ветерок.
ВОДА ГОРИТ
Памяти командира прославленной «К-17»
Н. А. Луконина
Шатающимся окружён огнём,
Чернеет танкер.
Кажется — он пьян.
Людей фигурки мечутся на нём
И прыгают в горящий океан.
Вода горит!..
И — никого, нигде.
Одни...
Но кто их звал сюда?!
Вода горит —
Сыпучим дымом в пламени курит...
И мы — уже не те,
Совсем не те...
Нам многое видней и в темноте.
У перископа командир один.
Но видят все в отсеках,
Видят все...
Лицо глубин —
В трагической красе.
Ни волн-морщин,
Ни вспененных седин —
Всё нефть разгладила.
Тих океан и дик.
Воронку радугой заволокло.
Кровавится зелёных струй стекло.
У стрелок на приборах —
Нервный тик...
И трескается пламени слюда...
Но кто их звал?
Но кто их звал сюда?!
Мы радуемся,
Что вода горит.
Нам жутко весело в пожаре тьмы —
Что мёртвые они,
Что живы мы...
И совесть нас за это не корит.
1944–1969
* * *
Тогда любилось, словно пелось.
Теперь — как пламя на золе...
Но эта плавность, эта первость
Воды прибылой на заре...
Но это забыванье боли
И эта зренья острота.
И не вздыханье, а страда
На разминированном поле.
Клубятся облака и полнят
Глубины, высоту, глаза
И светом всем, всем солнцем помнят,
Как нецелованна краса...
На корни пены налепило.
Густы белила омутов.
И сердце будто не любило.
И месяц на небе медов.
И вы ещё ни о невесте
Не знаете, ни о вине.
И вы ни без вести, ни с вестью
Не погибали на войне.
* * *
Опять в прудах под молчаливой ивой
Живёт зеркальный карп миролюбивый.
Опять на липах пчёлы в блёстках пыли,
Цветы, как бабочки, все ветви облепили.
Опять, в песке копаясь возле хаты,
Растут в тиши безсмертные солдаты.
Фото: Северный флот, 1943 г.